Хозяин Амура - [112]

* * *

Ночью чутко спавший Павел проснулся от непонятного шума, коим наполнился первый этаж. Вскоре по ступеням, ведущим наверх, в его комнаты, застучали сапоги. Ангарец достал из-под подушки револьвер, встал с кровати и принялся шарить по верху небольшого шкафчика в поисках спичек, чтобы зажечь лампу. Тут же в дверь его спальни забарабанили самым бесцеремонным способом.

— Павел Лукич! — раздался вдруг донельзя взволнованный голос Есения. — Открывай! Государь преставился!

Ангарец бросился к двери, мгновенно отодвинув громко лязгнувший засов.

— Да ты что?! — взволнованно произнёс Павел, опуская руку парня, держащую фонарь у самого его лица. — Когда?

— Сегодня, днём ишшо! — Есений неотрывно смотрел на ангарца широко открытыми глазами.

— Кто известил? — спросил Грауль, одеваясь. — Да посвети мне фонарём!

— Дьяк приходил, с приказа Большого Дворца, тот самый, что бывал уж летом, — затараторил Есений. — Да сразу и ушёл! Тебя, Павел Лукич, ждать не мочно ему уж было, бо страху он безмерно имал.

Начальник Ангарского Двора, задумавшись, вдруг присел на стоявшую рядом низенькую лавочку, оставив в руках вязаный свитер. Прислонившись к стене, он лихорадочно обдумывал, чего ожидать с самого утра? И Никита Иванович не преминет воспользоваться шансом выкинуть из Кремля регента, да и Борис Морозов сделает всё, чтобы удержаться у трона. Он, несомненно, будет ратовать за царствование вдовы Государя. А значит, схватки за власть никак не избежать. Главное, как думал Павел, переждать эту бучу, оставшись в стороне. А уж наладить отношения с любым из конкурентов будет несложно.

— Есений, зови ко мне Никодима Ивановича, но прежде будите дворню. Пусть мужики будут наготове. Мало ли чего…

— Так ведь уже, — проговорил парень. — Дубинки да топорки выдали.

— Как бы арсенал не пришлось отмыкать, — махнул рукой ангарец. — Ступай за Никодимом!

После короткого разговора с Сомовым Грауль вышел на двор перед главными воротами. На улице было так тихо, что он слышал, как, падая, шуршали хлопья снега. Павел закрыл глаза и втянул носом морозный воздух, не спеша выдохнув ртом облачки пара. Он постоял так минуту или две. Спокойно стало на душе. Неслышно подошёл Есений, удивлённый тем, что Павел Лукич недвижно стоит посредь двора в полном одиночестве.

— Есений? — не поворачивая головы, спросил ангарец.

— Я, батюшка Павел Лукич, — негромко ответил юноша и, замявшись, проговорил:

— Ишшо что прикажешь?

— Думаю, тебе с ребятами сегодня надо потренироваться малость, попозже, — сказал Грауль.

— Глушаки накручивать?! — лицо парня озарилось искренней радостью, ибо «потренироваться» — это он завсегда. Это два раза не предлагают. Потому как ничего лучше тренировки нету. Каждый раз когда руки Есения чувствуют приятную тяжесть винтовки, а глаз выцеливает дальнюю мишень, он становится ангарцем, он ощущает себя им. Будто и он, сирота московская, пришёл с берегов далёкой Ангары…

— Накручивай, — кивнул Павел.

Ноги сами понесли Есения в караулку — так называлась одноэтажное приземистое здание, сложенное из кирпича, которое буквально вросло в землю справа от ворот, одной стороной выходя на Варварку. Там сейчас находились полтора десятка молодых мужчин, поднятых Никодимом после полученного из Кремля известия.

— Погоди! — остановил ангарец юношу. — Ты это… Марфуше подарок мой понравился?

— А то! — воскликнул Есений. — Благодарствует она безмерно! То-то и приданое будет, к ней же Петрушка-кузнец сватался! Так-то! Ну, побёг я к ребятам?

— Да, беги… — махнул рукой Грауль, отвернувшись.

Новый день начинался как обычно. Ещё затемно на улице появились приказчики, развозившие на возках разнообразный товар к торговым рядам. Покрикивали хрипло возницы, ругаясь на неловких прохожих, что лезли под самые копыта коней. Павел несколько минут ещё смотрел на чистое звёздное небо, после чего, отерев ладонями лицо от тающих снежинок, решительно направился в палаты — завтракать. Потом он проведёт стрельбы, ну а дальше… Дальше по ситуации.

После обеда из караульного дома вышли семеро мужчин с винтовками на плечах и патронными сумками на боку. Обойдя Двор, за оградой которого шумела Варварка, они направились к длинному деревянному амбару, в передней части которого находилась оглушительно звенящая кузница. А далее располагался тир — так называлось внутреннее помещение амбара, где тренировались допущенные к стрельбе те работники Ангарского Двора, которые присягнули на верность великому князю и народу Сибирской Руси.

А тем временем за каменной оградой начинало происходить именно то, чего опасался Павел — и москвичи, и люди приезжие, сбиваясь в нестройные толпы, то и дело проходили по улице, направляясь на Красную площадь, к торговым рядам, где они собирались в гомонящее сборище. То и дело слышались вопли и крики, перемежающиеся с проклятиями. Поначалу выкрикивали имя Никиты Романова, всячески его понося, но уже скоро эти голоса пропали, а кричавшие — крепко побиты разгорячёнными горожанами. Грауль наблюдал за оными действами с небольшой башенки, что была на крыше караульни, а вместе с ним были Никодим Сомов и Есений, а также несколько вооружённых парней.