Хозяева плоской Земли - [83]

– Вот и живи спокойно, – подвёл итог нашей короткой беседы мудрый старик. – Если она не полная дура, а она мне такой совсем не показалась, то перебесится и рано или поздно вернётся. Она думает, вероятно, что большой мир – панацея от скуки. Ошибается, девочка. Ну да кто когда слушался старших до тех пор, пока ни набивал собственные шишки?..

Признаться, у меня руки чесались воспользоваться оставленными ребятами адресами и написать им пару ласковых на тему обмана и воровства. Однако, поразмыслив, я пришёл к взвешенному выводу о том, что делать этого, торопя события, тоже не стоит. Конечно, я мог бы заподозрить любого из них в том, что Василика бросила меня из-за внезапно вспыхнувшей люби, но я чувствовал, что это не так, а потому моя гневная отповедь могла в свою очередь их обидеть: если в помощи со стороны Эллы я был уверен, то остальные запросто могли о побеге Василики даже не подозревать и узнать только уже когда отчалили. Мне всё-таки очень хотелось думать о людях лучше, чем они того, наверное, заслуживали.

Поздним вечером с охоты вернулся отец, и, как я впоследствии узнал, мать закатила ему сдержанный скандал. Оказалось, она тоже ломала голову о причинах случившегося и не нашла ничего лучше догадки, будто спугнуть мою невесту мог он, сказав ей что-нибудь неосторожное или даже распустив руки. Буря быстро улеглась, поскольку изумление отца по поводу исчезновения Василики было слишком искренним, чтобы его сыграть. Он не скрывал, что расстроен, однако исключительно из-за меня. На выпад матери он не обиделся и просто сказал, чтобы она заканчивала нести всякую чушь. Я к тому времени не нашёл ничего лучше, как лечь спать, слышал неразборчивое бормотание голосов, ворочался и забылся чутким сном только под утро.

С того дня на меня накатила полнейшая апатия, с которой нужно обязательно бороться, чтобы она вас не засосала окончательно и не довела до каких-нибудь необдуманных действий. Признаться, у меня на борьбу поначалу не хватало ни моральных сил, ни желания. Я грезил наяву, вспоминал Василику, вспоминал её смех, её фигуру, наши разговоры, мои надежды, перебирал фотографии и отказывался верить в то, что на них теперь запечатлено лишь безвозвратное прошлое. Кроули и родители прекрасно видели, что со мной творится, и отвлекали, как могли. Кроули постоянно загружал меня всякими заданиями, хотя поток туристов предсказуемо спал, более или менее горячий сезон закончился, а новый должен был начаться лишь после прекращения осенних дождей и замерзания слякоти под ногами. Я целые дни проводил за компьютером, с большой неохотой и даже каким-то отвращением размещая информацию о своей последней находке. О находке, которая в итоге привела к потере. Я продирался через слова, складывавшиеся в предложения, быстро пролистывал фотографии, где мелькали слишком знакомые лица, которые я старался не видеть, и в итоге появилась довольно сухая и безликая страница о пещере, легенде про червя и шкуре с железкой. Насчёт последней части я долго думал, но всё-таки решил показать артефакты, как есть. Я, правда, не упомянул про электрические свойства и несколько завуалировал вышивку. Мною двигало не только то, что решение своё я согласовал с Кроули, который настоял на обязательном показе таких интересных вещей, но ещё и соображение безопасности. Я думал, что пусть, с одной стороны, старуха Уитни узнает при желании, где находится то, за чем охотились её люди (если я прав в моих догадках), потому что, с другой стороны, ей придётся учитывать, что теперь, когда информация есть в недоступном для неё пространстве интернета, просто так взять и украсть их не получится. Почему я так думал, не знаю. Сегодня это звучит наивно, если не сказать глупо. Но мне хотелось верить, верить хотя бы во что-то. О случившемся со мной, разумеется, рано или поздно прознала вся деревня, и я невольно ждал реакции моих друзей. Встреченный на улице Льюв просто протянул для рукопожатия руку и буднично поинтересовался, как у меня дела, будто ничего ровным счётом не произошло. Ингрид сама навестила меня в конторе, сделав вид, что пришла к Кроули. Я показал ей новую статью, которую она долго и старательно вычитывала (а писал я нагло, на двух языках), после чего попросила показать ей оригиналы. Я отшутился, сказав, что они надёжно спрятаны, и доставать их – целая морока. Мне очень не хотелось посвящать её во все перипетии этой истории, и я перевёл тему на каяк, который всё ещё ремонтировался. Ингрид сказала, что после отделки каяк станет лучше прежнего, а на следующий сезон его новые скоростные свойства обязательно проявятся. Я заметил, как осторожно обходит она необходимость называть по имени ту, чья идея послужила основой технической переработки каркаса. Ингрид не хотела уязвлять моего достоинства и надеялась, что я это оценю. Я оценил. Постепенно мы снова стали встречаться и проводить всё больше времени вместе.

А потом в один не сказать чтобы прекрасный день пришло письмо. Оно затерялось среди десятка других, поскольку я не имел обыкновения проверять почтовый ящик – электронный, как вы догадываетесь – всякий раз, когда включал компьютер и выходил в интернет. Зато уж если я туда заглядывал, то читал всё подряд максимально внимательно, чтобы среди рекламной шелухи, которой уже тогда вполне хватало, не пропустить чего-нибудь действительно стоящего. Я обнаружил трогательную благодарность от одной супружеской пары из Шотландии, посещавшей наши пенаты ещё летом, два запроса по резервации на будущую зиму от любителей лыж и зимней охоты, предложение от французского туристического агентства о сотрудничестве (вот бы Кроули отпустил меня в Париж на переговоры!) и его – письмо без указания темы, без запаха, без почерка, но с кучей грамматических ошибок. Признаюсь, я настолько оторопел и по прочтении так психанул, что стёр его, подумал, и удалил из корзины. Поэтому текста не сохранилось, но мне кажется, что я помню его слово в слово. Василика писала с неизвестного мне адреса. Было понятно, что мой ей дал кто-то из группы (интересно, кто?). Писала по-фрисландски, на слух, но кое-что добавила по-английски, причём это «кое-что» читалось гораздо грамотнее. Суть послания сводилась, во-первых, разумеется, к извинению за то, что я могу воспринять как предательство (а как иначе?), после чего шло объяснение её поступка. Она, мол, увидела (не сомневаюсь, что во сне) наше с ней будущее и испугалась, потому что в этой любви ей было суждено погибнуть. Мне, кстати, тоже. Она решила ничего не объяснять, понимая, что не сможет меня уговорить да и сама едва ли справится с чувствами. Поэтому получилось так, как получилось. Теперь она зато осуществила свою давнишнюю мечту о путешествиях в дальние страны и собирается оставаться жить в Америке. Она поселилась (или её поселили, приютили?) в городке Кеноша, в штате Висконсин, на берегу огромного озера Мичиган, ровно между Чикаго и Милуоки. Забыв про то, о чём писала в начале, она пригласила меня, если что (если что?), в гости. Вероятно, написано это было искренне, однако прозвучало издевательски. В гости? Нет уж, гости меня как-то не слишком устраивают. И никаких намёков на то, с кем она теперь. Я не верил, что она там одна. Такие, как она, не могли долго оставаться без мужского внимания, тем более в такой огромной стране. Сказать, что мне было больно, не сказать ничего. Я попробовал восстановить стёртое письмо, но оно уже сгинуло, не оставив ни возможности обдумать скрытый смысл сказанного, ни обратного адреса. Я чуть ни разбил кулаком клавиатуру, вовремя спохватился и вышел из интернета.