Хозяева плоской Земли - [301]

Семьи провожать нас к ангару по нашей просьбе не приехали. Мы попрощались опять же заранее, дома, так, как если бы просто уезжали в очередной тур по острову. Кстати, туристическую активность по случаю нашего отсутствия тоже никто отменять не собирался: Ингрид могла прекрасно меня заменить в качестве гида, а Ингон навострился говорить по-английски так, что неплохо справлялся с ролью переводчика. Если его всё-таки потянет в Канаду, всегда есть мой безотказный Калум, который, думаю, был даже чуть-чуть рад отъезду отца, потому что на это время получал в своё полное распоряжение (и под не менее полную ответственность) мою машину. Так что при воспоминании о родных и близких я успокаивал себя мыслью о том, что в наше отсутствие в их жизни ничего особенного не должно измениться.

Полагаясь на толком не проверенные аэродинамические свойства дирижабля, мы решили не ждать оптимальной погоды для старта. Поэтому начавшийся ещё с ночи мелкий дождь и хмурое небо не смогли повлиять на наши планы.

Через иллюминаторы в полу мы с Тимом наблюдали за проваливавшейся в серую пропасть землёй. Ангар быстро превратился в маленький прямоугольник на фоне обступившего его бурого леса, чуть в стороне мелькнула крохотная заводь перед нашей деревней, скрытой под деревьями, с другой стороны появились крыши Окибара – и всё поглотил непроглядный туман. Мы пересели к боковым иллюминаторам и почти сразу же были вынуждены прищуриться от брызнувшего на нас солнца и белизны уходившего вниз ковра тех облаков, которые снизу казались хмурыми и безпросветными. Не нужно было сверяться с высокометром, чтобы понять, что мы за считанные минуты взмыли где-то на два километра и продолжали подниматься вертикально вверх, туда, где нас уже ждали лёгкие и редкие облачка, которые принято называть «слоистыми» и которые свидетельствуют о пониженном давлении.

Урчал только насос, неторопливо откачивая воздух из центральной камеры. Мы переглянулись.

– Ну, что, полетели? – не сдержал улыбки Тим.

– Похоже на то, – ответил я, потягиваясь и изображая полное умиротворение, хотя сердце у меня, признаться, колотилось в тот момент будь здоров. – Отключи-ка мотор.

Тим выключил насос, чем нисколько не повлиял на скорость подъёма, но зато теперь мы могли в тишине поползать по гондоле и поприслушиваться, не донесётся ли предательский свист убегающего через какую-нибудь щель драгоценного воздуха. Вообще-то ползал я, а Тим сличал показания давления внутри и снаружи, которые ни под каким предлогом не должны были совпадать.

– Спать не хочешь? – для верности поинтересовался я.

– Кислород в норме, так что нет, – браво отрапортовал Тим и снова включил мотор, на сей раз запуская заодно и пропеллеры.

Их у нас было пять – по два на обеих сторонах фермы и один на корме. Мы рассчитывали на то, что их совместных усилий хватит, чтобы гнать наше судно вперёд даже в разряжённом воздухе стратосферы. Тим видел точно такие на разбившемся дирижабле шведов, а они, судя по их рассказам, неплохо чувствовали себя как раз на нужных нам высотах – порядка двадцати километров и выше.

Гондола, как и всё основное оборудование, крепилась к ферме, так что раздувшиеся почти полностью бока дирижабля оказывались достаточно далеко от нас, чтобы не сильно мешать рассматривать небо вверху. А оно к этому времени стало просто поразительным по красоте: мрачным, тёмно-синим, даже чёрным. И только у самого горизонта, словно прочерченного двумя линейками, оно светлело и соприкасалось с облачной белизной тропосферы нежнейшей голубизной. Под нами уже было четырнадцать километров или девять десятых всей земной атмосферы. Четырнадцать километров плотного воздуха, который теперь мешал чётко видеть землю, но зато больше не мешал смотреть вверх и на солнце. С такой высоты мы при желании, точнее, при отсутствии воздушного фильтра, могли бы видеть землю в радиусе четырёхсот пятидесяти километров, то есть охватить разом территорию больше Франции.

Я первым надел тёмные очки. Тим последовал моему примеру. Мы снова не сдержали улыбок. Вот ведь, оказывается, как просто оказаться вне всяких дождей, ветров и бурь. Двадцать километров по земле – это ничто, пригороды, а те же двадцать километров вверх – и ты выныриваешь в совершенно ином мире. Самолётам, даже стратосферным, в этом плане куда сложнее, поскольку им довольно скоро приходится садиться, то есть возвращаться в штормы, снега и непогоду. Мы же, весёлые пилоты дирижаблей, можем позволить себе роскошь не думать о посадке и наслаждаться всю дорогу постоянной погодой, я бы даже сказал, её отсутствием.

В это трудно поверить, но уже где-то через час полёта картина за иллюминаторами лично мне стала надоедать. Тиму она, должно быть, помогала думать. Или вспоминать о доме. А я снял очки, сел в удобное кресло-шезлонг, откинулся на мягкие и почти невесомые подушки, закинул руки за голову и закрыл глаза. Должно быть, я заснул, потому что то и дело реагировал на предупредительное позванивание, которое отключалось рукой Тима, и снова проваливался в приятное забытьё. Сигналов в общей сложности я таким образом услышал три, то есть моя лень, пришедшая на смену волнению, дала мне проспать более трёх часов. Когда я посмотрел на Тима, тот уже не томился у иллюминатора, а деловито прохаживался между «пультом управления» и «камбузом», похрустывая сухариками.