Хождение за три ночи - [4]

— Жаль, что ты говорить не можешь, может, и объяснил бы мне чего, — признался Петрович. — Я ведь тоже часто думаю, жизнь она только здесь, или там, — он кивнул вслед свету фар, — тоже что-то есть? Если есть, то меня точно в ад определят. Да не мотай ты головой. Точно тебе говорю. Ох, я там позабавлюсь.

Инок посмотрел на водителя с явным удивлением.

— А?! Интересно?! Я для себя специальный ад придумал. Попрошу у черта ответственную работу. Буду дрова колоть и в костер под котлы подкладывать. Попрошусь к тем котлам, где политики вариться будут. Желающих, конечно, много будет, на конкурсной основе, наверное, принимать станут. Но меня точно возьмут, потому как бабы здесь мне надоели, водка — тоже, а то, что я матом ругаюсь... так к такой работе без крепкого слова и не подойдешь. Уж я дров жалеть не буду! От всего народа отработаю. Не покладая рук, как и положено в аду. Всех попарю! А для педиков газ проведу, чтоб пламя голубое было, соответственно их нежному восприятию. Вечный огонь, шалить-палить. Персонально за каждым буду ухаживать. Так-то...

Пару минут Петрович помолчал, получая удовольствие от нарисованных сцен, которые он себе ярко представлял. Но внутреннее веселье вдруг сменилось неожиданной пустотой и грустью. До ада было уже недалеко, а был ли позади рай? Если б можно было в жизни, как на трассе притормозить, где бы остановился? Когда Лиду в первый раз поцеловал и понял, что теперь это его вторая половинка? Когда первенца на руках баюкал? А все остальное — пахал-ехал!.. А монах этот что? Сразу в рай? Да кто же его знает, почему вырядился он в черное и выбросился из этого переполненного автобуса под названием «жизнь».

— Монахини говорили, что у вас жизнь на две части делится. И та, которая мирская, вы ее специально забываете. Ну, как грешную, ненужную. Типа, как ящерица, хвост отбрасывает. Жаль, что ты рассказать не можешь... А монахини мне иконки подарили, денег-то я с божьих людей не взял, а от специальных иконок для машины не отказался. Но они у меня в моем КамАЗе, это-то не моя тачка. Это у меня случайный рейс, азербайджанцу одному надо в магазин его продукты привезти, а водитель, сосед мой, запил. Тут у него только «Аллах акбар» какой-то висел, но я ему оставил. Говорю, сам поедешь, хоть на шею себе вешай, а мне не надо. Правильно, наверное, сделал? Как думаешь?

Инок, вроде, кивнул.

— Религия у них хитрая. Больше на свод правил похожа. Типа устава в армии. Пока они не в силе, улыбаются, заискивают, а как только силу набрали, могут и за кинжалы начать хвататься, права качают. А мы, дураки, душу нараспашку. Это я еще в армии заприметил. Нам все говорят: дружить со всеми надо. Только вот дружба, валить-катить, какая-то односторонняя получается. Мы со всеми дружим, а они думают, как нас получше обобрать и в дураках оставить. Как это слово-то называется?.. Ах, водить-мутить... Ну это? — Петрович наморщил лоб, гоняясь в уме за потерянным умным словом: — О! Толерантность. Противное какое-то. Чем-то на предательство похоже. А наши бабы — дуры... Что смотришь? Как есть дуры! Курицы тупоголовые. Думают, что восточные мужики — это настоящие, а мы только водку пить можем и на завалинке сидеть. А те ими и пользуются вовсю. Правы, конечно, в чем-то бабы. Спивается ныне русский мужик, но ведь и тем они нужны, как дворняжки, которых, когда добрый — покормить можно, а когда захочешь, пнуть и со двора прогнать. Всем бабам семейного счастья хочется. Не так разве? А то как все в монастырь уйдут от такой жизни, весь русский народ переведется. Молодежь-то нынче какая пошла. Мечтают о теплом месте, о тачке импортной и загранице... А мы? Мы в космос мечтали полететь, горы сворачивать, новые земли открывать. Поизмельчал, выходит, человек. Ты вот, небось, в детстве, тоже не в рясе ходить мечтал?..

*  *  *

— Папа, я решил заниматься рукопашным боем. Благословишь?

— Ты считаешь, это тебе поможет? — отец Петр внимательно посмотрел на сына.

— Я смогу защищаться. Открылась новая секция.

— Сначала надо научиться защищаться от себя, от своих страстей.

— Но ты же сам говорил, что мужчина должен быть воином! Александр Невский, Дмитрий Донской, Александр Суворов...

— Да, да, — остановил напор сына отец Петр, — но ведь ты, в первую очередь, хочешь научиться драться, чтобы уметь дать сдачи.

— Пап, я никогда никого не бил и бить не собираюсь, но я не хочу, чтобы били меня. Вот если на маму нападут, как я смогу ее защитить?

Священник задумался.

— Наверное, в этом нет ничего плохого, — после долгой паузы сказал он, — но я хочу, чтобы ты помнил, Христос никогда никого не ударил.

— Но разметал лавки торгующих в храме!

— Это другое. Он защищал дом Отца Небесного. И при этом, повторяю, никого не ударил. Труднее всего побеждать любовью.

— А с фашистами тоже надо было любовью? Думаешь, если бы Красная Армия вышла навстречу им с иконами и молитвами, они не стали бы бомбить наши города?

— Да нет же, — улыбнулся отец, — защищать земное Отечество — долг каждого христианина. Но, мне кажется, ты немножко лукавишь, тебе нужны эти тренировки для осознания собственной силы.