Хождение Северина во тьму. Пражские призраки - [3]

Именно в этом кабачке напротив церкви Северин познакомился с Лазарем Каином. Колокола на башне созывали к воскресной службе, и они оба смотрели на юных фрау, задумчиво проходящих мимо окон с молитвенниками в руках. Вот тогда Лазарь пододвинул свой стакан поближе к Северину и заговорил. Слова срывались с его губ, волнение все сильнее проступало на иссохшем лице, и под щетинистыми бакенбардами горели щеки. Говорил он о холодном и лишенном воображения характере нового времени и о том, что теперь жажда денег похоронила радость веселья. Его моргающие глазки блестели от жара тайного удовольствия, когда он живописал иной мир, столь милый его стареющему сердцу, — Францию восемнадцатого столетия. Его истории из эпохи «Оленьего парка» Людовика XV полнились красками и вдохновением, в голосе звенело завистливое томление, когда он повествовал завороженному Северину о мадам Янус, гениальной своднице, чья смелость и изобретательность ошеломляли сам Париж.

«Такое больше не повторится», — сказал он, и в этих словах прозвучала настоящая печаль. Потом они немного посидели молча, но перед их глазами в полутьме кабачка проносились галантные чудеса ушедшего века; колокола снаружи онемели, и лишь разлитые в небе золотые отзвуки угасали вдали. Северин украдкой посмотрел на лысый череп Лазаря, успевшего отвернуться к окну, и задержал взгляд на испещренном бесчисленными морщинами еврейском профиле. В голове промелькнула догадка: этого человека терзает тот же недуг, что и его; он болен страстным непокоем и бежит от своего тесного и бестолкового существования в книги. Ему стало жаль старика, годами разменивавшего душу на мертвые картинки. Они поговорили еще чуть-чуть, и Лазарь рассказал о дочери и ручном вороне. А когда расставались, пригласил Северина наведаться к нему в лавку.

Северин воспользовался приглашением на следующий день. У печки на низком мягком табурете сидела Сюзанна. Погода все еще оставалась ясной, и букинист не зажигал огня. Однако с залитой солнцем улицы тянуло промозглым холодом. Сюзанна куталась в черную шаль, на страницах лежащей на ее коленях книги плясали отсветы газовой лампы. Лазарь, стоявший за прилавком, поздоровался с Северином, совсем не удивившись его приходу. Лысая макушка засверкала бликами, когда он склонился с лупой, рассматривая какие-то ценные раритеты. Северин терпеливо слушал пояснения, рассеянно глядя на Сюзанну. Она молча читала книгу. Ее темно-русые волосы разделял аккуратный пробор, на щеках лежали тени длинных ресниц. Она подняла голову лишь однажды и встретилась с ним глазами.

С тех пор Северин зачастил к Лазарю Каину. Мысли о молодой еврейке не давали ему заснуть. Сюзанна не была красавицей. Но в глазах ее горел настоящий огонь, противореча вечному спокойствию рта. Глубины бархатного взгляда были вероломно чисты, пленяя и прельщая Северина.

Так на него с ночных небес смотрели мерцающие звезды, когда он, истомленный неодолимой тоской, запоздало брел домой с прогулки. Северин искал встречи с этими глазами сквозь дым своей сигареты, глядя мимо плешивой птичьей головы ее отца и вспархиваний ворона, мечущегося из угла в угол в тесной клетке. Сюзанна предлагала ему себя с непостижимой серьезностью, ни разу не вступив в общий разговор и никогда к нему не обращаясь. Когда он заговаривал с ней, звучали краткие и холодные ответы, заставлявшие его злиться и замолкать. И тогда он пускался в болтовню с букинистом, позволяя тому хвастать старыми литографиями и гелиогравюрами.

Однажды днем, когда Сюзанна куда-то ушла, Лазарь пообещал Северину познакомить его с доктором Конрадом. В голосе его звучала нерешительность — он с осторожностью показывал Северину, насколько доверяет ему. В ответ на удивленные расспросы Лазарь рассказал о большом художественном ателье, устроенном в одном из новых домов, что выросли в преображенном районе вместо лачуг еврейского квартала. Здесь доктор Конрад на последние крохи своих некогда значительных средств снял мастерскую, однако использовал ее в иных целях. Пальмы в кадках и ковры придавали помещению экзотический вид, а пара багетных рам в углу, мольберт и стоящие у стены гипсовые головы намекали на род занятий жильца. В действительности доктор Конрад давным-давно не брался за палитру. Он часами лежал на удобном турецком диване с ароматной сигаретой в руке, а слуга то и дело подносил ему французский коньяк с сельтерской. Или слушал, как возлюбленная со скучающим видом перебирает струны мандолины. Она была светловолосой и избалованной, и звали ее Рушена. Во второй половине дня ателье заполняла толпа гостей: молодые господа в смокингах, мышино-серых панталонах и лакированных туфлях; стареющие прожженные бонвиваны в элегантных костюмах и с мундштуками из слоновой кости во рту; художники в широкополых шляпах и нечистых рубахах; натурщицы в шелковых блузках и узких юбках, любящие проводить свободное время с рюмками сладких ликеров из запасов доктора. Иногда заглядывали барышни и дамы из высшего общества; одни смущались и терялись, другие вели себя с излишней дерзостью, но для каждой эта чужая, вольная жизнь обладала многообразной привлекательностью. Об этом и поведал Лазарь Северину, а тот не мог не заметить, как дрожат от сдерживаемого волнения пальцы старика.