Хождение по водам - [13]

Затем она вернулась в свою спальню и взглянула в окно. Катера нигде не было. Видимо, Вэл переправился на другую сторону. Уж не к дому ли Эванджелин Уолтер? Если она купила яхту – зачем, зачем? – может быть, она же получила предложение купить дом? В былые времена, когда они вроде бы дружили, Эванджелин попросила Крессиду, если они надумают продавать дом, сначала предложить ей. Похоже, муж поехал сообщить, что сделка может состояться. Или нет? Все слишком перепуталось. Крессиду словно парализовало, и она потеряла способность рассуждать логически. С какой стати он оставил ее одну? Неужели не догадывается, что она может забрать Гила и сбежать? Или считает, что она для этого слишком напугана? Слишком глупа? У мальчика сильно распухла рука, его требовалось показать врачу.

Почти бегом, спотыкаясь, Крессида бросилась к телефону и набрала номер Рекальдо.

– Будь дома, Фрэнк! Только будь дома! – взмолилась она. Через семь звонков включился автоответчик, но несчастная не оставила сообщения.

Крессида вернулась в спальню сына и как можно осторожнее взяла его на руки. Ушибленная рука горела, когда мать коснулась ее пальцем, мальчик захныкал во сне. Крессида взяла в холле сумочку и вышла к «рейнджроверу». Она уже была на середине подъездной дорожки,, когда ей пришло в голову, что побег не выход. Вэл все равно разрушит репутацию Джона Спейна. Но если остаться, спятивший муж может снова наброситься на Гила. Рисковать сыном она не могла. Значит, следовало предупредить Джона.

Потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться до другой стороны устья, однако Спейна дома не оказалось. Решив, что старик может быть в лодке, Крессида сбежала по дорожке к кромке воды, однако ничего не увидела. Между ней и бухтой расстилалась длинная отмель и загораживала вид на низовья реки. Крессида посмотрела на часы – половина десятого. Она знала, что Джон обычно отправлялся на ловлю, едва рассветет, поэтому к десяти был уже в постели. Значит, он где-то неподалеку. Она вернулась к машине и принялась ждать. Прошло пятнадцать минут. Гил крепко спал. Включив мотор, Крессида дала задний ход и вскоре оказалась на месте, где можно было развернуться. Она решила проехать полмили, рассчитывая с высоты холма осмотреть окрестности.

Она заметила лодку Спейна, едва вылезла из машины. Лодка была привязана у старого эллинга. Крессида забралась на капот и, распрямившись, увидела и самого Спейна. Он шел по саду Эванджелин Уолтер и что-то нес в руках.

Глава шестая

Джон Спейн пришвартовался в девять тридцать шесть. На дне лодки лежала морская форель, отсвечивая ярким серебром на фоне темной зелени виноградных листьев. Благородный дар, достойный ее красоты.

Она появилась из дома и на мгновение застыла: неподвижная темная фигура на фоне освещенных окон. На ней было просвечивающее платье, и Спейн различил под прозрачным шелком обнаженное тело. Женщина отвернулась, словно пыталась что-то разглядеть справа, в цветочном бордюре. Ветерок играл накинутой на плечи и голову шалью, и ткань легко, точно ее волновало дыхание ребенка, то поднималась, то опускалась. Подол платья ласкал обнаженные ноги. Она что-то проговорила, выкрикнула, но Спейн не разобрал слов – только почувствовал вибрацию звуков. Он нес рыбу обеими руками, словно дар на блюде, однако не знал, какой ему окажут прием, и немного помедлил, прежде чем подняться. Она не спеша повернулась, приблизилась, но вдруг откинула голову и рассмеялась.

– Introibo ad altare Dei [5], – бросила шутливо, распростерла руки и, приглашая к поклонению, к обожанию, изобразила широкий взмах. Платье распахнулось, Спейн затаил дыхание – женщина стояла перед ним нагая. Кровь бросилась ему в лицо. А она мгновение наблюдала за его внутренней борьбой, затем снова грубовато расхохоталась.

– Добро пожаловать, отче, – пропела, подтрунивая.

Что-то прошелестело в тени у скал. Соблазнительница закружилась, повернулась раз, другой, словно молодая девушка. Вот она, иллюзия юности.

Спейн явился сюда не за этим, но, не в силах сдержать себя сделал к женщине неверный шаг. Обожгла пугающая своей силон боль. Но унизительно было то, как он откликнулся на нее: стал пестовать, а не отринул, лелеял утонченное наслаждение былых, полузабытых, восторгов. Еще удивительнее было другое -» что он вообще сохранил способность чувствовать. Потому что всегда считал, в том числе и в дни своей далекой юности что муки – нет, не любви, даже не страсти, а физического влечения – это исключительно для молодых. Теперь же Спейн больше других имел основания утверждать, что испытывал эти муки в старости. Отнюдь не постоянно, не часто, но все же время от времени и всегда неожиданно.

Вот и теперь он ощутил вожделение. Страсть. Острое возбуждение разрывало на части, и он понял, что проиграл битву которая длилась дюжину или более лет. Раньше он тайно приходил к ней с дарами, спешил, отзываясь на сладкоголосый зов сирены, или, испытывая самообладание, незаметно наблюдал за ней из лодки. Однако все пошло прахом: насмешливая улыбка ясно говорила» что она понимает, какую власть возымела над его вожделением.