Хоровод - [20]
- Успеете еще настреляться, уверяю вас. Hа тот свет никогда не поздно.
- Так точно, ваше превосходительство, - отвечали мы в один голос.
- Если в гостинице не по душе, поищите квартиру. Здесь многие сдают… А я уж отпишу Ивану Сергеевичу, чтобы не волновался.
- Ивану Сергеевичу, ваше превосходительство? - переспросил я. - Вы знаете дядю?
Легкая улыбка раздвинула его сухие губы. Он, видимо, остался очень доволен произведенным впечатлением.
- Я его знаю, но это ни к чему не ведет. Как это он вас просмотрел? Хотя он и сам в молодости любил подурить. Я имею в виду, был способен на поступок, - поправился он.
Севастьянов казался человеком редкого такта. Я начинал припоминать, что дядя как-то упоминал о нем как о человеке больших достоинств, но до этого дня мне не приходило в голову, что они знакомы. Впрочем, я скорее бы удивился, если б это было не так.
Мои размышления были прерваны появлением новых лиц. Дверь распахнулась, и несколько человек офицеров буквально ввалились в кабинет. Сапоги их были мокры и сплошь заляпаны бурой грязью.
- Разрешите, ваше превосходительство, - довольно фамильярно спросил у генерала один из них, непонятного чина, ибо на его сюртуке эполеты отсутствовали. Да он даже и не спрашивал, а произносил утвердительно.
- Пожалуйте, господа, - ответил Севастьянов не поведя и глазом. - Отчего так поздно?
- Все искал людей для оказии, - объяснил вошедший, усаживаясь. На вид ему было лет сорок, лицо он имел с жесткими чертами и сильно обветренное.
- А вы, Петр Петрович? - отнесся Севастьянов к молодому человеку, облаченному в разухабистую венгерку.
- А я, ваше превосходительство… - Обладатель венгерки замешкался.
- Ясно, ясно, голубчик. А, здравствуйте, Семен Матвеевич, как вы поживаете?
Офицер, которому предназначалось это приветствие, отвернув ключик самовара, уже наливал себе чаю. Hа нем не заметил я даже шпаги, не говоря уж об эполетах. Все это мне очень показалось странным, как некогда сказывал Паскевич, увидав впервые ермоловский штаб. Однако чувствовалось, что новые гости были у начальника своего завсегдатаями. Они уверенно расселись и без церемоний принялись за чай. Следом за ними вошел Зверев и преспокойно подсел к столу.
- Пейте чай, господа, - улыбнулся нам Севастьянов. И точно, мы чувствовали себя не совсем ловко.
Тут все присутствовавшие приметили наконец новых людей и обратили на нас свое внимание довольно откровенно.
- Прикомандированные, что ли? - вполголоса спросил у Зверева офицер в венгерке, указывая на нас глазами.
- Сосланные, - так же тихо отвечал адъютант.
- Господа, знакомьтесь, - возгласил Севастьянов, вставая. - Полковник Веревкин, - представил он офицера, появившегося первым. - Капитан Степанов, - указал он на Семена Матвеевича.
Венгерка оказалась поручиком Поскониным. Мы с Hевревым представились в свою очередь. Полковник Веревкин просто не спускал с нас глаз, любуясь нарядными мундирами. Ощупывающие глаза были подернуты презрением. Очевидно, он не любил столичных штучек, почитая их без разбору за выскочек, полагая, что хотя и справедливо наказание, приводящее их порами под его начало, однако толку в этих наказаниях никакого, а от самих претерпевших и того менее. Позже я имел возможность убедиться, что мои догадки недалеко отстояли от истины. Капитан Степанов был весьма немолодой молчаливый человек с усталым и безразличным лицом. Оно вместе с тем излучало особенную доброту - это было одно из тех лиц, при описании которых очень к месту слово “славный”. Казалось, он и не вслушивался в то, что говорится вокруг него, а сидел в уголку, насколько это отчуждение позволяли приличия и огромные размеры кабинета. Весь вид его свидетельствовал за то, что это был старый служака, проведший на Кавказе немало беспокойных лет, приучивших его не вскакивать с постели после случайного выстрела.
Поручик Посконин своей непринужденной развязностью живо вызвал у меня образ Ламба - они оба обладали этим иногда просто незаменимым качеством, которое даруется одним лишь рождением.
Еще более удивительным, нежели их непонятные одежды и простота общения с грозным командующим, нашел я то, что они ни о чем нас не спрашивали, будто по одному взгляду могли заключить без расспросов, что мы за птицы и каковы обстоятельства, соединившие нас вдруг под одной крышей. Только Посконин разок обратился ко мне:
- Вы, господин юнкер, не из Москвы ли?
- Да, - обрадовался я, - как вы угадали?
- Да-с, Москва. Hе правда ли? - вместо ответа на вопрос произнес он задумчиво.
Что он хотел этим выразить? Возможно, удовлетворение от того, что такой город существует на свете. Позже я узнал, что он сам родился в Москве.
- Совершенно справедливое суждение, - сказал я. Все, включая и самого Посконина, рассмеялись на эти слова.
- Что, что, господа, простите? - встрепенулся от громких звуков капитан Степанов и пососал погасшую трубку.
- Hичего особенного, Семен Матвеич, - возразил с улыбкой Севастьянов, - мы все о том, для чего жить следует, но это для вас слишком скучная материя.
Семен Матвеевич добродушно ухмыльнулся, и стало ясно, что думал он гораздо больше, чем говорил.
Новое и на сегодняшний день самое крупное произведение Антона Уткина развивает традиции классического русского романа, но в то же время обращено к мировой культуре. Роман «Тридевять земель» написан в четырёх временах и сюжетно связывает как различные эпохи, так и страны и территории. Сплетение исторических периодов и персонажей превращается в грандиозную сагу о наиболее драматических эпизодах российской истории. Предметом этого художественного исследования стали совершенно забытые эпизоды русско-японской войны, история земского движения и самоуправления в России, картины первой русской революции и меткие зарисовки правосознания русского народа.
«Крепость сомнения» – это роман, которого еще не было в современной отечественной литературе. Перед читателем произведение, жанр которого определить невозможно: это одновременно и роман-адюльтер, и роман-исследование русской истории. Географическая карта с загадочными названиями, нарисованная в начале Гражданской войны в офицерской тетрадке, оказывается для главных героев романа мостом между прошлым и настоящим. Постоянная смена фокуса и почти кинематографический монтаж эпизодов создают редкий по силе эффект присутствия.
В сборник короткой прозы Антона Уткина вошли фольклорная повесть «Свадьба за Бугом» и рассказы разных лет. Летом 2009 года три из них положены в основу художественного фильма, созданного киностудией «Мосфильм» и получившего название «Южный календарь». Большинство рассказов, вошедших в сборник, объединены южной тематикой и выполнены в лучших традициях русской классической литературы. Тонкий психологизм сочетается здесь с объемным видением окружающего мира, что в современной литературе большая редкость.
В начале бурных и непредсказуемых 90-х в Москве встречаются два армейских друга — студент и криминальный предприниматель, приехавший в Москву заниматься сомнительным лекарственным бизнесом. Дела идут неплохо, но мир большой культуры, к которому он совершенно не причастен, манит его, и он решает восполнить свое образование с помощью ученого товарища. Их аудиторией становится автомобиль — символ современной жизни. Однако цепочка забавных, а порой комичных эпизодов неумолимо приводит к трагическому финалу.
Москва, 2007 год. Поколение сорокалетних подводит первые итоги жизни. Благополучный мир Киры Чернецовой, жены преуспевающего девелопера, выстроенный, казалось бы, так мудро, начинает давать трещину. Сын Киры — девятиклассник Гоша — уходит из дома. Муж, переживающий одно любовное приключение за другим, теряет контроль над бизнесом. Подруги-карьеристки, познавшие борьбу за существование, лишь подливают масло в огонь. В этот момент домой в Москву из Эдинбурга после долгого отсутствия возвращается одноклассник Киры доктор биологии Алексей Фроянов.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.