Хорошо живу - [38]

Старик все рассчитал и обдумал, и, для того чтобы намеченный план осуществился, ему нужен был сообщник. Никто во всей семье не мог быть его сообщником, кроме младшего внука Вити. Остальные не подходили для этой роли по той, прежде всего, причине, что были слишком взрослые, слишком рассудительные, и их рассудительности старик боялся. Поэтому, когда Витя вернулся из школы и невестка, накормив их обедом, ушла опять на работу, старик стал обдумывать, как бы ему приступить к важному разговору. Он сосредоточенно собирался, одевался и пока что молчал.

— Дед, ты опять пойдешь гулять по канавам? — спросил внук. — На заседание клуба путешественников, да?

— В путешествие, — эхом отозвался старик и прокашлялся, как перед большой речью.

— Но ведь твой лес под корень — фюить!

— Нельзя свистеть дома, грех.

— Или ты будешь искать другой лесок?

— Нет, — сказал старик, думая о своем.

— Что же ты там будешь делать?

— Дел везде навалом, — сказал старик тем же тоном. — Только не ленись. Земля эва какая большая, и каждый клочок ее требует заботы. Вот хоть бы эта лядина, куда я хожу. Я там отыскал смородину, черемуху, рябину…

— Так ее запахали, эту лядину, дед. Ты что, забыл?

— Витя, ты присядь, — сказал старик. — У меня к тебе очень серьезный разговор. Садись, садись.

Витя сел на диван, состроив комическую мину. Старик не замечал его кривляний, он был озабочен.

— Слушай. Ты мужик, и я мужик, и мы должны сейчас столковаться.

— Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то: ты, дед, да я, — тараторил внук.

— Я уезжаю, Витя, — наконец выговорил старик и вздохнул. — Сегодня. Сейчас.

— Куда?

— Я уезжаю в Выселки.

— Но ведь их нет.

Некоторое время он смотрел на деда, и лицо его менялось: ему хотелось пошутить, и что-то останавливало. Наконец он сказал:

— Ты сам говорил, что деревню снесли и на этом месте будут пахать землю и рожь сеять.

— Э, ты не понимаешь! Я оговорился: не в Выселки, а в Кузярино. Ты помнишь Кузярино? Мы с тобой туда в магазин ходили, когда ты гостил у меня прошлым летом.

— Помню, — Витя пожал плечами. — Ты к тете Маше? В гости, да?

— Да… А может, и нет. Я не знаю.

— А когда ты вернешься?

Старик помолчал, подбирая слова.

— Я приеду потом к вам в гости.

— В гости? — переспросил внук с удивлением.

Он помолчал, соображая.

— Это от нас ты поедешь куда-нибудь в гости, дед! Ты все перепутал.

— Я хочу жить в деревне. Постоянно. А к вам в гости стану наведываться. Тут не так уже далеко, автобусов ходит много.

Витя уже не улыбался, и его встревоженное лицо говорило о многом. Старик был тронут: он думал, что внук Витя воспримет весть о его отъезде гораздо легче.

— Как же ты будешь там жить? Один?

— Почему один? Кузярино — большая деревня, там много народу, я буду жить с народом. А потом ведь ты ко мне приедешь?

— Значит, ты уезжаешь от нас совсем? — с непонятной обидой произнес Витя и понурился. — Но что ты будешь там делать?! Не понимаю.

— Работы везде много, особенно в деревне. Это здесь я маюсь от безделья, а там дел по горло. Буду столярничать, плотничать, разводить пчел. Да мало ли! Я ведь много кой-чего умею.

— Погоди, дед, — спохватился вдруг Витя, — разве папа разрешил тебе уезжать?

— Ты забываешь, что твой папа мне сын, — строго сказал старик. — И он должен слушаться меня, делать так, как я захочу. Понял?

— Но ты ему сказал?

Старик откашлялся, скрывая смущение.

— Он пока ничего не знает. Когда твой папа придет вечером с работы, ты ему передай вот что: дед очень захотел жить в своей деревне. Ему здесь, в Новгороде, было очень хорошо, но он все-таки хочет к себе, в Выселки. Пусть Борис не тревожится, со мной ничего плохого не случится. Я здоров, и силы есть, я хочу жить, а не сидеть сложа руки и ждать, когда это самое… когда умру. Вот так.

Витя задумался и размышлял довольно долго. Наконец сказал:

— Дед, папа меня заругает. Скажет: зачем отпустил?

— Как ты можешь меня не отпустить!

— Могу. Я захлопну и запру дверь. Позову соседей, чтобы сходили за папой.

— Вот еще! Я напишу ему письмо оттуда, из деревни, и объясню, как доехал, как устроился. Ну и все прочее. Увидишь, как я заживу славно! А вы собирайтесь ко мне в гости. Ты приедешь? Вот кончишь учиться и…

— Да я-то приеду. Еще бы!

— Ну вот! — старик обнял внука за плечи.

— Только что я скажу маме, если она придет домой раньше папы?

— Маме ничего не говори.

— А если она спросит? Что-нибудь соврать?

— Врать не надо. Если она спросит, скажешь все, что знаешь сам. Но если она не спросит, ты молчи и не говори ничего. Как рыба, понял?

— Понял. А если спросит Андрей?

— Вот Андрею ни в коем разе меня не выдавай. А то он поднимет шум раньше времени.

— И тогда твой побег не удастся, да?

— Я не убегаю, я уезжаю. Если б я хотел убежать, да еще тайком, я и тебе ничего не сказал бы, верно? И все-таки Андрею не надо…

— А если он будет меня пытать и угрожать расстрелом?

Старик не намерен был шутить и отмахнулся.

— Дед, я все равно ничего не скажу Андрею, даже под пистолетом.

— Только отцу или матери, больше никому. Договорились? Ты меня не выдашь?

— Это Андрею-то? Честное пионерское — нет!

Старик погладил внука по голове, поцеловал его в щеку, встал.