Хорошо посидели! - [129]

Тост на заклание свиньи

Знать не зря за стол сгрудили

Нашу дружную семью:

На тот свет препроводили

Знаменитую свинью.

Нам, конечно, не пристало

Сокрушаться здесь о ней, —

Вокруг нас еще немало

Ходит всяческих свиней.

Быть свиньей не так уж худо:

Для свиньи уйти в тот свет —

Означает лечь на блюдо

И приехать на обед.

Жаль, что сами мы не свинки,

Где уж нам до поросят.

На свои же на поминки

Ни за что не пригласят.

Чтобы слов не тратить многих,

Буду краток, сжат и прост:

За свиней (четвероногих!)

Возглашаю этот тост.

Все это происходило потом. А в первый день моего появления Учватов и находившиеся в кинобудке вольного клуба какие-то его друзья или помощники по всяким ремонтно-механическим работам встретили меня, нового для них человека, настороженно. Я представился и объяснил, что пришел за кинокартиной. При этом, не откладывая, протянул Учватову пачечку тридцаток.

— Что ж, надо познакомиться с тобой поближе. Не возражаешь? — спросил он.

— Конечно, нет.

— Тогда к делу. Время, как раз, обеденное. — Учватов раздал деньги двум своим товарищам. — Дуйте, ребята. Один в магазин, другой в столовую. Да оглядитесь, когда обратно пойдете. Надзирателя за бесконвойными за собой не притащите.

Прихватив плетеные хозяйственные корзины, посланцы ушли. Вскоре они вернулись. Один принес четыре бутылки водки. Другой — четыре армейских котелка и пару буханок хлеба. В котелках оказались макароны с мясом. Ходивший в столовую извлек также из разных карманов штанов и ватника завернутые в газету соленые огурцы и зеленые помидоры.

Я с любопытством и не без страха за свое ближайшее будущее наблюдал за скорыми, явно привычными приготовлениями к трапезе.

На верстаке были расстелены газеты. Водку разлили по поллитровым банкам из-под огурцов, пустые бутылки тотчас куда-то спрятали, хлеб, огурцы, помидорины нарезали.

— Ты уж извини, — сказал Учватов, заметив мое замешательство. — По рюмочкам разливать мы здесь не можем. Сам знаешь, — не та обстановка. Надо за один раз быстро хватить и порядок. А потом можно спокойно покушать.

— Мне столько не выпить, — сказал я, когда ко мне придвинули налитую водкой до краев поллитровую банку.

— Правильно, — сказал Учватов. — Столько тебе и нельзя — по дороге могут прихватить, когда домой в зону пойдешь.

С этими словами он достал из тумбочки граненый стакан.

— Хватит тебе и этого. А меньше не положено. Ты же сказал, что фронтовик, всю войну на фронте был. Вот сейчас и проверим — как ты воевал.

Пить водку гранеными стаканами мне на фронте не приходилось. Тем не менее отказаться у меня в тот момент не хватило духу.

Прощаясь со мной уже на улице, Учватов сказал, чтобы я не беспокоился, что через вахту меня беспрепятственно пропустят. Кино поможет.

Я тогда не догадался, что он имеет в виду. Но Учватов знал, что говорил. Все оказалось очень просто. Протащить мою тележку с укрепленными на ней жгутом железными банками с кинокартиной на крыльцо вахты, а затем по узкому коридорчику, отгороженному застекленной сверху перегородкой, за которой сидели дежурные надзиратели, было невозможно. Увидевший меня с крыльца надзиратель, вернулся через вахту в зону с ключом от ворот. Он распахнул их с внутренней стороны. Я въехал через ворота так, как обычно въезжали машины и бочки водовозов. Держать ворота открытыми, ради обнюхивания меня на предмет запаха водки, надзиратель не стал. Таким образом, кинокартина, которую я привез, и в самом деле спасла меня от больших неприятностей — лишения пропуска в один из первых дней после его получения. При этом я безусловно лишился бы и должности завклубом. Да и на прежнюю работу пожарного навряд ли вернулся бы. Словом, пронесло.

Впредь я, конечно же, был более благоразумен и более опытен. Приходя в кинобудку за кинокартинами, я больше никогда там не выпивал. Ради первого знакомства уж пришлось, а больше, как говорится, ни-ни.

Чтобы закончить сюжет о кино, расскажу еще о двух деталях.

Когда бы ни въезжал я со своей тележкой и с кинокартиной в ворота зоны, особенно летом, когда на «главной улице» находилось много людей, всегда обязательно и неизменно происходило одно и тоже.

Кто-то из блатных подбегал или кричал издалека — «Какое кино?» И тут же сам себе отвечал: «Батька Махно показывает … в окно!»

Этот вопрос-ответ мог повторяться и не раз на всем протяжении дороги от ворот до дверей клуба. И несмотря на то, что сам вопрос, равно как и ответ на него, были хорошо известны, их повторение каждый раз вызывало искренний смех, а то и хохот оказавшейся вблизи блатной и приблатненной публики. Эта «шутка» досталась более позднему, уже послевоенному времени от эпохи черно-белого кино. На экранах всей страны крутили тогда знаменитую картину «Красные дьяволята», в которой четверка лихих комсомольцев-кавалеристов (в их числе — девушка и негр), изобретая всевозможные хитрости, героически громила отряды батьки Махно и других, воевавших против советской власти атаманов. И батька Махно, и его сподвижники изображались в той картине и в ее продолжениях крайне карикатурно, что поспособствовало рождению соответствующего юмора.

Мне представляется интересным и такое наблюдение, которое удалось сделать уже во время демонстрации кинофильмов нашему лагерному контингенту.