Хороший ученик - [53]

— Я рада, что мы с вами нашли общий язык, — проговорила премьер и поднялась. Мы встали следом. Бруствер испытывал явное облегчение, что все прошло в рамках дозволенного. Пока мы пожимали друг другу руки, мужчина закрыл ноутбук и покинул комнату. Следом за ним направились Бруствер и секретарь–колдун.

— Мистер Ди, — произнесла премьер, остановив меня у самых дверей. — Не могли бы вы задержаться еще на минуту?

Я вернулся к столу. Буни, собиравшийся выйти следом за мной, остановился в проеме.

— Уильям, вы можете быть свободны, — спокойно сказала премьер.

— Простите, но это невозможно, — возразил Буни. — Я предупреждал вас о легилиментах…

— Мистер Ди не собирается читать мои мысли и выведывать государственные тайны, — проговорила премьер.

Буни оставался невозмутим, ни капли недовольства.

— Мне очень жаль, но это невозможно, — повторил он. — Мое присутствие — такая же мера безопасности, как и ваши телохранители. Не обращайте на меня внимания, как не обращаете его на водителя, когда едете по городу.

Премьер посмотрела на меня, я — на нее.

— Что ж, — с улыбкой сказала она. — В таком случае, давайте выпьем чаю.

За чаем наш неформальный разговор продолжался гораздо дольше официальной части. Заранее извинившись за возможную некорректность вопросов, премьер поинтересовалась средним возрастом и культурной принадлежностью легионеров. Если это была импровизация, то очень удачная — такие проблемы стояли не только перед стареющими полиэтническими сообществами неволшебников, и заинтересованность в нашем обсуждении была абсолютно искренней, хотя я предполагал, что эту тему она выбрала заранее, на случай, если Буни откажется уйти и станет слушать наш разговор.

Дома, готовя себе ужин, я размышлял, как действовать дальше. Премьер действительно просила о помощи, но только не Министерство магии, а Легион, всегда возражавший против сближения двух культур — колдунов и неволшебников. Мне еще предстояло понять, какую именно министерскую группировку представлял Уильям Буни, но степень его влияния премьер–министр продемонстрировала вполне отчетливо. Я не считал, что Буни не разгадал ее замысел, хотя сам он вряд ли являлся легилиментом, иначе бы наша встреча попросту не состоялась. Однако его догадка слишком запоздала — обращение магглов за помощью к Министерству магии польстило Брустверу или тем, кто стоял у его кресла, и он не смог отказать. Какова была в этом роль самого министра? Мне казалось, Бруствер искренне считал, что у премьера есть какая‑то таинственная проблема, для решения которой ей требуется помощь колдунов, но даже если колдуны–наблюдатели действительно пригодились бы в аэропортах, это оказалось только поводом, чтобы встретиться со мной и дать понять, что происходит.

Поужинав, я написал о нашей встрече начальству и отослал доклад в Штаб. Ответ пришел необычно быстро, всего через пятнадцать минут: со мной пожелал встретиться руководитель наших резидентов и осведомителей в среде чиновников Министерства. Кроме этого, в письме больше ничего не было — ни уточнений, ни инструкций; по всей вероятности, он должен обратиться ко мне сам, в тот день и в том месте, где ему будет удобно. Я удалил письмо и выглянул в окно, на освещенную улицу с маленькими магазинами и ресторанами на первых этажах домов напротив. Маггловскому премьеру не позавидуешь; министерские имели возможность сделать с ней — с ее сознанием, волей, поступками, — все что угодно, и вряд ли их фантазии простирались дальше тех, что некогда наполняли голову Волдеморта. Мысль о том, чтобы подчинить себе правительство неволшебников, периодически посещала колдовские элиты самых разных стран, и иногда они действительно выполняли задуманное. Судьбы таких государств были незавидными: народ погружался в хаос и бедность, поскольку маги заботились прежде всего о себе, а их соседи подвергались опасностям военных конфликтов. В Африке то и дело случались захваты власти колдунами, и потому на Черном континенте находилось больше всего легионеров, в меру своих возможностей старавшихся не допускать столь неприятного развития событий. Но бывали случаи, когда подобные сложности возникали там, где их меньше всего ждешь, и, по всей вероятности, Британия сейчас оказалась именно в таком положении.

Знал ли о происходящем Бруствер, или его использовали втемную? Мне хотелось верить, что если и знал, то был против. Но так или иначе, я все равно должен буду ему что‑то сказать. И, разумеется, попросить допуск в Отдел Тайн.

Что не запрещено, то разрешено. Прошло два дня, куратор не объявлялся, и чтобы не терять времени, я решил не ждать и поговорить с Бруствером, постаравшись осторожно выяснить позицию министра. В полдень четверга, вернувшись из кафетерия, я подошел к Ларсу, чтобы дать несколько поручений, и заметил у него в руках спортивный журнал, где на снимках то и дело закладывали виражи игроки в квиддич. Поймав мой взгляд, Ларс смущенно сунул журнал в ящик стола.

— Тебя интересует квиддич? — спросил я, не ожидая от своего помощника подобных увлечений.

— В школе я был охотником, — почти виновато ответил тот.

— Очень хорошо. Тогда тебе не составит труда немного для меня поохотиться. Во–первых, договорись о встрече с министром. А во–вторых, подготовь к понедельнику анализ динамики международных отношений маггловского Лондона за последний год. Ищи что‑нибудь странное, необычное: новые неожиданные друзья или враги, визиты, переговоры, поездки, приглашения — в общем, все, что есть в открытом доступе. И никаких консультаций. Это неофициальная просьба, только для меня. Ясно?