Хороший отец - [39]

Он постучал. Дверь открылась сразу, напугав нас. Карлос Пека прятал правую руку за косяком. Он был тощий, лицо изрыто оспинами.

– Копы? – спросил он.

– Я адвокат, – ответил Мюррей, – а он врач.

Карлос подумал и отступил, пропуская нас.

– Извиняюсь за беспорядок, – сказал он. – Подружка моя, когда сердита, все ломает.

В гостиной был разгром. На ковре осколки, кофейный столик перевернут. В софе торчала, кажется, ручка мясного ножа.

– Вы правда врач? – спросил Карлос.

Я кивнул. Он задрал штанину шортов.

– У меня тут саднит.

Кожа на левом бедре припухла и покраснела.

– Похоже на потертость, – сказал я.

Он подумал и будто вспомнил:

– Ах да. Ну ничего.

Он смахнул с дивана тарелки и журналы и жестом предложил нам сесть. Ручка ножа торчала в трех дюймах от моего левого плеча. Вздумай Карлос напасть, я мог бы его выдернуть и воткнуть ему в живот.

Мюррей довольно долго расправлял морщины на брюках.

– Мой клиент, – сказал он, – отец Дэниела Аллена.

Карлос взглянул на меня:

– Это кто такой?

– Он также известен под именем Картер Аллен Кэш.

– Парень, что застрелил сенатора, – улыбнулся Карлос.

– Предположительно, – поправил Мюррей. – Предположительно застрелил.

– Нам известно, – вмешался я, – что вы были в Ройс-холле во время стрельбы.

Карлос вдруг встал и ушел в спальню. Мы с Мюрреем переглянулись.

– Что будем делать? – одними губами выговорил я.

Он пожал плечами. Я дотянулся до рукояти ножа. Она была липкой. Карлос появился из спальни с коробкой в руках. Я медленно опустил руку. Он сел в выпотрошенное кресло-кровать и поставил коробку на колени.

– У моего брата стоял калоприемник, – сказал он.

Ни я, ни Мюррей не нашлись, что на это ответить.

– Он в Фаллудже наступил на пехотную мину. Ногу удалось спасти, но внутренности разворотило.

Он поставил коробку на стол перед нами.

– Врачи обещали, он сможет срать нормально. Может быть, со временем. После нескольких операций. Дали ему надежду. Так что он был очень несчастен, пока ему приходилось срать в мешок. Целыми днями мечтал посидеть на горшке, по-человечески. Когда, погадив, чувствуешь себя как после отпуска в круизе. Он оперировался, лечился. И ничего не помогало. Прошло два года, а он все срал в мешок. Поэтому однажды взял пистолет и вышиб себе мозги. Мама вернулась домой, а его мозги по всей комнате. Мы его кремировали и сложили прах в коробку.

Он постучал по коробке на столе.

– А я каждый день достаю эту коробку и смотрю на нее, – продолжал он. – И знаете, что думаю?

Мюррей покачал головой. Я тоже.

– Принять – значит быть счастливым, – сказал Карлос. – Если бы врачи сказали брату, что он всю жизнь будет срать в мешок, он бы это принял. Сумел бы стать счастливым. Но ему вместо этого дали надежду. Пообещали лучшую жизнь. И он целыми днями ненавидел ту, которая у него была.

Он смотрел на меня. Лицо у него было как пицца с пепперони.

– Вы меня понимаете?

– Нет, – сказал я, хотя его слова эхом отдавались у меня в голове.

– Вам нужно покориться правде, – сказал он. – До тех пор вы не будете счастливы.

– И какова же правда? – надтреснутым голосом спросил я.

– Что вы потеряли сына. Что вы его не знаете. Что он проведет остаток жизни в тюрьме. И этот остаток может оказаться не слишком долгим.

– Вы дрались с моим сыном в Ройс-холле? – жестко спросил я. – Он у вас что-то отобрал?

Карлос улыбнулся:

– Дрался? Дрался ли я?

Мы, не мигая, смотрели друг на друга. Он улыбался все шире, но радости в его улыбке не было. Жизни тоже.

– Расскажите о письмах, которые вы посылали, – попросил Мюррей.

– О каких письмах?

Карлос не сводил с меня глаз.

– Конгрессменам, сенаторам.

– У меня есть мнение, – сказал Карлос. – Есть мысли. Я их высказываю. Держать в себе вредно для здоровья.

– Эти мысли, – заметил Мюррей, – иногда бывают угрожающего характера?

– Это как? – спросил Карлос. – Что значит «угрожающего характера»?

– Что вы делали в Ройс-холле? – спросил Мюррей.

Карлос перевел взгляд на него.

– Здесь вы ничего не добьетесь, – сказал он.

– У нас есть фотография, где вы в белой рубахе на пуговицах, – сказал я. – Вы стояли всего в десяти футах от сцены.

Карлос встал.

– Я показал вам коробку, – сказал он, – а теперь покажу пистолет.

Мюррей встал и сделал мне знак. Я тоже встал. Вместе мы справились бы с ним, не так ли? Двое на одного. Еврей-адвокат и ревматолог, который ни разу никого не ударил.

– У вас много пистолетов, Карлос? – спросил Мюррей.

– Не пистолет убивает, – сказал Карлос, – а пуля.

Я оглянулся на нож. Почему рукоять липкая? Не кровь ли на ней?

– Идем, – сказал я Мюррею.

Тот достал деловую визитку.

– Если передумаете и захотите что-то сказать, позвоните мне.

Карлос взял и осмотрел карточку.

– Добавлю в список интересующих меня персон, – пообещал он.

Мюррей забрал карточку.

– Я передумал. Я сам вам позвоню.

Мы спустились вниз, прошли мимо бассейна. Когда приблизились к машине, Мюррей уже держал в руке ключи. Мы сели, заперли дверцы и сидели молча несколько минут. Снова пошел дождь, брызги на ветровом стекле стекали мутными ручейками.

– Ну, – заговорил Мюррей, – это кое-что.

– Что нам…

– Присматривать за ним. Я поставлю знакомого частного детектива за ним следить.