«Хороший немец – мертвый немец». Чужая война - [45]

— Наконец наступил тот великий миг, которого мы все так ждали. Несколько дней назад началось наступление на юге России. Оно, я уверен, определит исход Восточной кампании. Мы собрали все наши силы в кулак и нанесем по большевикам сокрушающий удар, который, несомненно, потрясет их до основания. Наши армии обрушат на них огонь и смерть, окружат и полностью уничтожат. Русские дивизии уже сейчас отступают, бегут и скоро окажутся далеко за Волгой. Не сомневаюсь, что летняя кампания завершится окончательным разгромом Красной Армии, а к осени мы прогоним ее жалкие остатки далеко за Уральские горы. Впереди нас ждет победа и только победа! Успех нынешнего наступления — это будущее Третьего рейха и всего мира! Наша победа больше, чем когда-либо, убедит остальные страны, что сопротивляться вермахту бесполезно и бессмысленно.

Гитлер на секунду прервался и обвел гостей сверкающими глазами. Все напряженно слушали, журналисты лихорадочно записывали речь в своих блокнотах, а Лени Рифеншталь снимала. Макс и другие офицеры стояли навытяжку и молча ждали продолжения. Фюрер бодро взмахнул правой рукой:

— Я хочу, чтобы вы запомнили этот миг. Сегодня мы чествуем наших героев — верных сынов Рейха, проливших кровь на полях далекой России. А в их лице славим несгибаемую волю немецкого солдата, его исключительный героизм и мужество. Эти офицеры завтра вернутся в свои части и продолжат нелегкий труд — будут защищать европейскую демократию от большевиков и освобождать восточных славян, а также другие народы России от ига евреев и комиссаров. Это трудная и очень опасная миссия, за которую им, возможно, придется заплатить самой дорогой ценой — своими жизнями. Поэтому самое малое, что я могу для них сделать, — это вручить награды, которые они, несомненно, заслужили. Надеюсь, наша молодежь будет брать с них пример, равняться на них, подражать им во всем, ибо нет ничего важнее того дела, которое они сейчас делают. Слава нашим храбрым воинам и спасителям Европы!

Все зааплодировали, Гитлер сделал знак адъютанту, и тот приблизился к нему. Фюрер пошел вдоль ряда офицеров, вручая каждому Железный крест. Наконец он приблизился к Максу. Взглянул на него и слегка улыбнулся — видимо, ему понравились выправка и безупречная арийская внешность молодого лейтенанта.

«Эх, пистолет бы сюда, — с тоской подумал Макс, — честное слово, пожертвовал бы жизнью, чтобы убить этого гада…» Но пистолета не было — пришлось сдать при входе в здание. И даже ножичка малейшего не имелось: охранники быстро и очень профессионально обыскали его, изъяв даже металлическую расческу — тоже ведь оружие, при определенной сноровке и умении.

Макса поразило, каким старым Гитлер выглядел вблизи. Ему было чуть больше пятидесяти лет, но под глазами уже образовались тяжелые мешки, скулы резко очертились, а глубокие морщины пересекли лоб. Если бы не приметная щеточка усов и характерные жесты, Макс, пожалуй, не узнал бы его. Правда, глаза Гитлера смотрели уверенно и ясно, а губы были плотно сжаты, выражая решительность и твердость.

Фюрер протянул Максу Железный крест и пожал руку — ладонь его была твердой и сухой. Макс, как положено, отсалютовал. Гитлер закончил обход и повернулся к Геббельсу:

— Оставляю наших героев на растерзание журналистам. Я приму их чуть позже, в своем кабинете.

В зал внесли высокие узкие бокалы с шампанским, гости задвигались, заговорили, стали подходить к награжденным, жать руки, поздравлять с орденами. Подбежали фотографы, защелкали аппаратами. Макса ослепило сразу несколько вспышек — его внешность привлекала внимание, все вдруг захотели снять высокого, стройного, белокурого лейтенанта в новенькой, с иголочки форме. Прекрасный портрет, как раз на первую полосу!

Макс отошел чуть в сторону, чтобы не принимать участие в общем безумии, но его попросили встать вместе со всеми, чтобы сделать парадный снимок. Затем каждого по отдельности запечатлела Лени Рифеншталь и попросила сказать несколько слов для фильма. Макс отделался общими фразами — о героизме немецких солдат на Восточном фронте, о важности их дела и неизбежной будущей победе. Короче, повторил ту чушь, которую чуть раньше произнес сам Гитлер.

Но именно этого от него и ждали — все остались очень довольны. И журналисты, и Лени, и герр Штольц, который неприметно стоял рядом и бдительно прислушивался к тому, что говорят награжденные офицеры. Не дай бог, ляпнут что-нибудь не то. Вдруг начнут рассказывать об ужасах войны или больших потерях, которые несет германская армия… Тогда он должен будет вмешаться и как-то исправить ситуацию.

Через пятнадцать минут герр Штольц отогнал прилипчивых журналистов и повел награжденных офицеров в глубь Рейхсканцелярии. Снова начались длинные коридоры, устланные бордовыми дорожками. Здоровенные эсэсовцы стояли у каждой двери и бдительно следили за всеми входящими. Настоящие цепные псы! Наконец офицеров привели в просторную, со вкусом обставленную комнату.

Это был личный кабинет Гитлера. Макс обратил внимание на низкий, широкий письменный стол, заваленный бумагами, рабочее место фюрера. Возле него стояло несколько тяжелых кожаных кресел. Еще один стол, с бронзовыми светильниками и великолепным письменным прибором, находился у высоких стрельчатых окон, выходивших прямо в сад.