«Хороший немец – мертвый немец». Чужая война - [43]

По пути Макс обратил внимание на старинные средневековые шпалеры и бронзовые светильники, придававшие Рейхсканцелярии особую красоту и торжественность. Все это никак не вязалось с тем образом, который сложился у него по старым советским фильмам. Там Рейхсканцелярию показывали в виде мрачного, темного, сурового «логова фюрера», как нору, в которой затаился фашистский зверь. В реальности же это оказался почти дворец, великолепно спланированный и богато декорированный.

Мозаичный зал был выдержан в строгих красновато-коричневатых тонах, панели сплошь покрывали мозаики (отсюда и его название) — сложные переплетения с лентами, факелами и орлами. Пилястры и колонны, подпиравшие гладкие стены, вознося свои капители высоко вверх, прямо к стеклянному потолку. В квадратах мраморного пола отражались, как в зеркале, неспешно прохаживающиеся гости. В большинстве своем — военные, но были и гражданские — дипломаты и чиновники. Строгое мужское общество приятно разбавляли женщины — в длинных красивых платьях и кокетливых шляпках. Очевидно, жены дипломатов.

На их пестром фоне резко выделялась Лени Рифеншталь, одетая в простые светлые брюки и легкую белую блузку. Она вместе с оператором возилась у кинокамеры, отлаживая ее перед съемкой. Самая известная в мире женщина-режиссер, казалось, не обращала никакого внимания на генералов и высокопоставленных партийных бонз, которые с любопытством наблюдали за ее действиями. Ее больше интересовало, как лучше выстроить кадр…

Отдельно стояли журналисты и фотографы — их пасли чиновники Геббельса, бдительно следя, чтобы они не расползались по залу. В нужный момент их построят в линейку и дадут возможность вдоволь наснимать фюрера и его гостей.

Герр Штольц подвел Макса к кучке молодых офицеров, ожидавших, как и все, начала церемонии. Представил и вежливо отошел в сторону. Макс поздоровался за руку с Гансом Рибелем, остальных поприветствовал общим коротким кивком. Офицеры ответили ему тем же. После чего возобновился прерванный разговор. Речь, как понял Макс, шла о наступлении германских войск на юге России.

— Как вы думаете, — обратился к нему молодой майор в черной танкистской форме и с «мертвой головой» в петлице, — сколько времени понадобится генералу Паулюсу, чтобы разгромить большевиков у Сталинграда? Я слышал, что наш фюрер поставил перед ним грандиозную задачу — не только окружить три русские армии, но и полностью уничтожить их.

— И выйти еще к Волге, — добавил пехотный гауптман, опирающийся на деревянную трость (видно, еще не совсем оправился от ранения), — чтобы залить ее воду в моторы наших машин…

— Думаю, это будет весьма непростая задача, — дипломатично ответил Макс, — сопротивление Красной Армии постоянно возрастает, основные сражения еще впереди…

— Для нас очень важна эта победа, — не дослушал его майор. — Взятие Сталинграда имеет не только военное, но и большое политическое значение. Все увидят, что русские сломлены, что у них уже нет сил сопротивляться. И тогда многое на Восточном фронте переменится.

— Что, например? — скептически поинтересовался Макс.

— Ну, скажем, японцы наконец вспомнят о своих обещаниях и объявят войну Советам, — ответил майор. — Нам очень пригодился бы второй фронт на Дальнем Востоке. Это отвлекло бы часть сил Красной Армии с нашего фронта и приблизило бы победу.

— Думаю, это вряд ли, — покачал головой Макс.

— Что «вряд ли»? — не понял майор.

— Вряд ли японцы решатся напасть на Советский Союз, — пояснил Макс. — Они уже получили хорошую взбучку в 1939-м, на реке Халкин-Гол и, понятно, не захотят ее повторения. Они умеют извлекать уроки из прошлого. Кроме того, у японцев под боком находится американский флот, который представляет весьма существенную опасность. У США осталось еще много крупных кораблей, хотя нападение на Пёрл-Харбор нанесло ее флоту огромный урон. Но Америка быстро восстанавливает свои силы и, кажется, не собираются прекращать войну. Наоборот, начинает активно отвоевывать утраченные территории. Поэтому, думаю, вряд ли стоит ждать скорого открытия второго фронта на Дальнем Востоке…

— Но если мы возьмем Сталинград и проведем успешное наступление на Москву, — заявил майор, — то, возможно, японцы и передумают. Им тоже захочется получить свой кусок большевистской России. А для этого придется вступить в войну, причем весьма активно. Иначе окажется слишком поздно — мы им ничего не отставим. И Сибирь, и Дальний Восток — все будет нашим.

— Но сначала следует разбить русских у Сталинграда, — напомнил Макс. — А этого трудно. И Кавказ нами еще не взят, хотя фюрер и обещал. Не слишком ли рано говорить о скорой победе? Это попахивает авантюризмом…

— А ваши слова попахивают пораженчеством! — огрызнулся майор. — И, если бы я точно не знал, что вы тот самый Петер Штауф, о котором написали все наши газеты…

— Господа, не ссорьтесь, — примирительно произнес Рибель. — Мы здесь не для того, чтобы вести политические споры, а для того чтобы получить наши награды. Наша верность фюреру и Рейху ни у кого не вызывает сомнения. Не так ли, господин майор?

— Да, — согласился танкист, — так точно. Простите, господа, я, кажется, немного погорячился.