Хороший день для зомби-апокалипсиса - [40]
Оказалось, что телефоны и планшеты, побывавшие в данже, работают теперь только в руках хозяев, что выбесило особиста.
— Всяким долбоёбам… — он выругался так грязно, что я почувствовал себя облитым помоями, хотя и не неженка. Можно ведь «Ёб твою мать» сказать, но все, родившиеся в России, понимают, что имелась в виду не чья-то конкретная мать, а абстрактная. Мать вообще, как маркер эмоций. А можно — по конкретной матушке проехаться «Я твою маму ебал», и это — уже не эмоции, а вполне конкретное оскорбление. Особенно если добавить — как и куда, глядя человеку в лицо.
Особист ругается по второму варианту — так, чтобы оскорбить. По жизни он мудак, или это такая психологическая игра на слом подчинённого, на подмятие воли, я не знаю, но запомню и при случае…
— Виноват, тащ майор! — вытягиваюсь с прогибом назад и смотрю в пространство перед собой оловянным взглядом, и повторяю, как Ванька…
— Виноват!
— Выставить пост, — распорядился «тащ генерал», — и смотрите у меня!
— А этих? — оставив меня в покое, поинтересовался «Изделие № 2» у командира, всем своим видом показывая пёсью преданность.
— Эти? — Маслаченко повернулся в нашу сторону, не сразу раздвигая в улыбке синеватые губы, но глаза у него остались холодными, — Заслужили, заслужили… Сынки!
Сдавленно кхекнул Пирог, который лет на несколько старше самозванного генерала, но Илья Юрьевич уже выстроил нас одними глазами в не слишком ровный строй.
— Молодцы! — давя взглядом, «тащ генерал» притянул меня к потемневшему от пота бронежилету, который он носит, не снимая, и смачно расцеловал в обе щеки, обдав смрадным дыханием и пачкая слюнями, — Орлы! Оправдали доверие командования…
Он говорил рублёными фразами, плохо связанными между собой, и вот уже внезапно пошёл разговор о нашем Долге перед Родиной…
«Когда я успел задолжать? — удивляюсь вяло, — Я платно учился, платно лечился, отслужил срочную службу в армии, потом платил налоги, и всё равно должен!?»
Спорить, впрочем, не стал. Какой смысл качать права у человека, который неделю назад зачищал Военный Городок, убивая потенциальных конкурентов? Мы для него не люди, а «человечки», персонажи «Сисмсов».
— Я, тащ генерал, должником себя не считаю, — начал Серёга, — мне сорок семь лет и…
«Ой дурак…»
— Мы с тобой потом поговорим, — перебил его Василь Иваныч, прищурившись многозначительно, — про законы военного времени и прочее.
Пирог независимо пожал плечами, он человек с убеждениями и чувством собственного достоинства, но сдаётся мне, несколько заигрался.
— Хи-хи-хи! — перед строем пролетела Сестрёнка, пукающая радужными пузыриками. Запахло ментолом и эвкалиптом, а напряжённость момента оказалось нарушенной.
— Дай-дай-дай! — пролетела за ней стайка, отбирая леденцы с восхитительно-интересным эффектом, — Я тоже! И мне пукать!
— В гараж, — определил особист Пирога, прищурившись нехорошо, — пока вину не искупишь.
Я качнулся было… и замер, глядя на дуло автомата, и только проводил взглядом Серёгину спину. А что тут, сука, сделаешь?!
— Выделить помещение… — «тащ генерал» дёрнул подбородком в нашу сторону, — а этих…
Небрежный жест в сторону пикси.
— … поставить на довольствие!
Получасом позже мы обживали сухой полуподвал в самом сердце Военного Городка, вытаскивая хлам времён Холодной Войны. Стеллажи с документами, рассохшиеся от времени противогазы и прочая харахура, невесть как пережившая Перестройку, Вставание с Колен и прочие эсхатологические моменты.
У нас есть туалет на одно сидячее и одно «орлиное» место с чугунными бачками под самым потолком, и умывальник, сделанный явно позднее и почему-то — в комнате. Дизайн, как в советских фильмах пятидесятых, но всё, как ни странно, работает, разве что вода зверски шумит при сливе.
— Душ врезать можно, — уверенно сказал Илья, отложив отвёртку, при помощи которой разбирает стеллаж, — рядом с умывальником.
— А слив? — в отличие от него, работать не прекращаю.
— Да ерунда, тащ прапорщик, — фыркнул он, нехотя беря инструмент, уже до покраснения натёрший ладонь, — чес-слово! Евроремонта не обещаю, но в том же стиле — на пол дня работы, не больше! Был бы материал, да чтоб под руку не лезли.
— Привет-привет! — послышался писклявый голосок над ухом, и я обернулся, глядя на Прелесть с двумя огромными пластиковыми пакетами. Синяк у неё, к слову, уже зажил.
Сперва — одну, а потом полуподвал заполонила вся стайка, и все — гружёные. Переговариваясь пискляво, они летали под потолком причудливыми воздушными шариками.
— Вас как часовой пропустил? — поинтересовался я строго, но пикся не поняла вопроса (или что вернее — не захотела понимать), пожаловалась на плохой воздух и дурака-генерала.
— Воняет — фу! — высказалась она возмущённо то ли про генерала, то ли про знаменитый липецкий воздух, который иногда не то что видно, а пощупать можно, — И конфеты не дал! Жадный!
— А это что? — показываю на пакеты.
— Конфеты, — заулыбалась та довольно, — сами взяли!
— Не сказал, что друзья! — пояснила она возмущённо, пожимая пухлыми плечиками, — А у не друга можно брать. Добыча!
— Н-да… — озадаченно потираю переносицу, но спорить, вот честное слово, никакого желания! Объяснять пиксям, что такое армия и субординация… да в жопу такую радость!
