Хорошенькие не умирают - [16]

Тем временем узнаю, что существую напрасно, потому что мимо меня прошёл мир ногтей. Женщин тут различают не по лицам, а по пальцам, участливо спрашивают о проблемном указательном и рекомендуют изменить жизнь с помощью лака с блёстками. И все искренне вовлечены, и через какое-то время я чувствую себя красавицей, потому что девочки единогласно признают форму моего мизинца идеальной. Я так не гордилась с тех пор, как получила комплимент от пластического хирурга: «У вас удивительно красивая длинная челюсть».

Потом половина салона уговаривала меня выбрать бледно-розовый на полтона теплей, чем я хотела: «Он мёртвенный! Возьмите этот, походите, а потом попробуем ещё ярче! Да, это непросто, но меняться следует постепенно».

В конце концов они меня уговорили, и уже несколько дней я знаю, что такое, когда тебя раздражают собственные ногти. Потому что я хотела мёртвый! мёртвый! мёртвый! а не вот это вот варьете цвета топлёного молока.

* * *

В соседнем дворе уцелело полдюжины кошек из одного помёта, теперь они выросли и ходят все вместе. К людям не пристают, но независимым стадом бегают за тётками с пакетами. Так я узнала, что выгляжу, как тётка с пакетом.

Я, впрочем, что-то такое подозревала. Когда во мне становится пятьдесят два килограмма, Дима с преувеличенным восхищением говорит: «Ты стал совсем взрослым, Агапит!» В смысле — «ты стала совсем взрослой женщиной с формами!». И так не менее трёх раз на дню. В какой-то момент ликование в его голосе становится нестерпимым, и я сажусь на диету. Вот и сейчас, уже две недели, так что кошки это зря.

Значит, что-то с лицом. Не напрасно какой-то младенец лет трёх ткнул в меня пальцем и радостно заорал: «Какая тётя!!!» Я в ужасе подхватилась и побежала, чтобы не дослушивать продолжения. Ясно же, что он с детской непосредственностью мог закончить чем угодно — какая страшная, например, или волосатая.

Побежала я прямиком к косметологу. Она по совместительству невропатолог, поэтому за тонкой ширмой раздавались звуки акупунктуры. Когда игла входит в спину, возникает тишайший, но абсолютно жуткий хруст плоти — не костей, а раздвигаемой кожи. Если я взволнована, у меня слух летучей мыши и воображение какукинга[3].

А я была взволнована. Знаете, в жизни каждой женщины однажды наступит момент, когда рот начнёт открываться в другую сторону. Он сделается кошельком, потому что вокруг губ образуются продольные морщинки. Таким ртом уже нельзя целовать юных любовников, а только пенсионеров и внуков. Я очень боюсь этой минуты, потому и прибежала спросить, что делать, когда это произойдёт. Не за горами же, и кошки сказали, и дети вон орут.

Косметолог ответила, что до кошелька ещё многие годы, а вот когда он наступит, поправить ничего будет нельзя — поможет только ботокс, а я же разве соглашусь ботокс в верхнюю губу? Нипочём не соглашусь. А пока можно сделать пилинг, после которого я вся облезу и временно перестану думать глупости.

Я спустилась в гардероб и подала номерок. Вежливая женщина принесла плащ, но вдруг слегка потянула его назад: «Это точно ваш? Вы на него так смотрите, будто не узнали». Я перевела взгляд на неё, и она сразу успокоилась, потому что всё поняла. Я на всё так смотрю.

Практически не запоминаю лиц, поэтому на всякий случай гляжу вокруг с доброжелательным и слегка обрадованным видом, даже на стол и чашку — вдруг мы родственники, среди моих предков вполне могли быть мебель и утварь. Когда бы люди сами меня не узнавали, так бы и жила среди чужих. Недавно были чтения в маленьком зальчике, все зрители на виду. Я час заливалась соловьём, потом автограф-сессия, все дела, в конце подходит рыжая девушка с цветами, я смотрю, А ЭТО МОЯ СЕСТРА. Очень мне понравилась. В кошмарах снится, что дом набит посторонними серыми полосатыми кошками и я не могу отличить своих. И уж конечно плохо понимаю в настроениях и самочувствии собеседника. Удобно, когда у человека проломлена голова, я тогда догадываюсь, что что-то пошло не так, но редко когда везёт до такой степени. Возможно, у меня развивается писательская болезнь прозопагнозия. Пишут, что в тяжёлых случаях даже в зеркалах оказывается кто-то новенький. Удивили, ха. Ведь это часто.

И вот я не узнала плащ, потом не узнала улицу и пошла в противоположную сторону, к другой станции метро. Там вдруг оказался зоопарк, и я некоторое время стояла у ограды, как рождественская сиротка, пытаясь сэкономить — хотела увидеть бесплатно хотя бы утку. Но тщетно.

И я потом ещё шла, и вокруг был незнакомый воздух, золотой и холодный, и листья, каждый из которых я видела впервые, и тени ложились уникально и невозвратно. Можно каждый день писать новый текст, после того как ветер сдует прежних персонажей и пригонит новых.

Думала об идеальном любовном романе для меня. Он как кино в стиле нуар — женщина без прошлого и мужчина без будущего. Она ничего не помнит, и всё, как в первый раз, а он ни на что не надеется, и потому ничего не боится — ни за свои деньги, ни за будущих нерождённых детей, ни за то, что зря потратит свою жизнь (он уже всё потратил зря). В таких условиях я стану коротать вечера, вышивая шёлком рекламный слоган этого фильма: «Without memory, with no hopes». Прекращу стесняться своей беспамятности и всегда буду знать, как он себя чувствует — хреново он себя чувствует, очень устал. Но рад мне, как в последний раз, а это всегда гораздо сильней, чем в первый.