Хорьки - [2]

О-Сима. Ах ты, негодяй! Силой хочешь взять? Погляди на свою рожу! О-Сима не такая, чтоб подпустить к себе мужика. Ишь какой! (Дает ему оплеуху.)

Кихэй. Мне не справиться с этой ведьмой!

О-Сима вырывается из рук Кихэя и с воплями убегает. Ямакагэ влез с головой в корзины со скарбом и чем-то в них громыхает.

Фурумати. Ну и ну! Дочь-то в кого превратилась, а, соседка? Как тебе нравятся ее выходки?!

О-Кадзи. Будь она проклята! Все оттого, что связалась с землекопом, удрала из дому…

Кихэй. Зато ведет себя теперь, как главарь шайки, хэ-хэ… Ну, сэнсэй…

Ямакагэ. Хм…

Кихэй. А что если попробовать приручить эту дикую кобылу, сэнсэй? Или опять не в вашем вкусе?

Ямакагэ (шмыгает носом). Д-дурак!

Кихэй. Что, доктор, не по зубам? Боитесь, покусает? Хэ-хэ-хэ.

Фурумати. Вот что, брось валять дурака, займись лучше делом…

Кихэй. А, матушка, вам принесли шесть перегородок и ширму?

Фурумати. Да, получила.

Кихэй. Тогда я все сделал. Уж извините за беспокойство. Теперь и с Ямакагэ вопрос решен… Сошлись с ним на лошади и двенадцати циновках.

Фурумати. Вот как! Я и пришла посмотреть, что досталось другим.

О-Кадзи. Вот уж, в самом деле, сколько хлопот из-за нас, вы уж извините, спасибо, что помогли, позаботились…

Кихэй. Что-то от Исэкин не идут забирать. Получат они свои двенадцать циновок – и конец… Ничего не поделаешь, она еще вчера с утра заявилась, все высмотрела, все пересчитала…

Ямакагэ. Чего там! Где ей понять!

Кихэй. Раз приходила, значит, не доверяет… Ну, не знаю, сами разбирайтесь… (Уходит в гостиную.)

Фурумати. Что это вы тут делали, сэнсэй?

Ямакагэ (шмыгает носом). Фу, мерзость!

О-Кадзи. Сэнсэй забрал циновки, отобранные для Исэкин, а то ему достались совсем ветхие…

Фурумати (усмехаясь). Нехорошо он поступает…

Ямакагэ вытащил из сундука старое ружье и вертит его в руках.

Кихэй (вернувшись). Не трогайте! Это мне перепало.

Ямакагэ. Так-так! А ведь это редкая вещь! Называется «мушкет».

Кихэй. Как бы ни называлась, кладите назад! Стоит только вам сказать, что это редкость, каждый будет себе тянуть.

Ямакагэ. Да знаешь ли ты, что это такое? Ты что, зайцев собрался стрелять из этого ржавого ружья?

Кихэй. Ничего, почищу – сойдет…

Ямакагэ. Да. Сомнений быть не может, это мушкет. Я как-то видел в городе в коллекции общества любителей старины реликвии времен войны Басин. Их тогда использовали солдаты Айдзу.[4] Интересная штука!

Кихэй. Перестаньте, говорю.

Ямакагэ. Ну на что оно тебе сдалось? А так послужит науке…

Кихэй. Вот и ладно! Я его от своего имени пожертвую школе…

Ямакагэ (тихо и невнятно). Ну, что ж, хорошо, а пока пусть немного полежит у меня, я рассмотрю получше…

Кихэй. Сэнсэй! Я от своего имени школе…

Ямакагэ. В управе, соседка, в официальной хронике значится, что в то время в нашей деревне расположился главнокомандующий, а в этом доме жили на постое главные вассалы даймё.[5] Вот почему здесь оказался мушкет. (С головой ныряет в сундук.)

Кихэй. Эй, там больше ничего нет!

Фурумати. Да-а, значит, и этот дом знавал лучшие времена. (Оглядывает помещение.)

О-Кадзи (равнодушно). Да что там! Когда я пришла сюда невесткой, все уже было заложено; рисовый надел и все прочее у нас отобрали, и жили мы как самые настоящие крестьяне. Другого ничего и не помню.

Входит госпожа Исэкин.

Исэкин. Много хлопот тебе выпало, соседка, в праздник Бон. Ну как, рассчиталась, матушка Фурумати?

Фурумати. Да где уж, пропали мои денежки, одна только видимость, что долг возвращают.

Исэкин. И у меня то же самое… Осталась всего-навсего с двенадцатью циновками. Не буду я их смотреть, Кихэй, отнеси лучше сразу ко мне.

Кихэй. Нет уж, я не хочу брать на себя такую ответственность. Для того и просил вас прийти…

Исэкин (осматривает циновки и вдруг меняется в лице). Это что же, мои?!

Кихэй (бросив быстрый взгляд на доктора). Тут только ваши остались…

Исэкин (в крайнем раздражении). Это ведь не те, что для меня приготовили, Кихэй!

Кихэй (смутившись). Да неужто?!

Исэкин. Что значит «неужто»?! Разве не ты их отбирал?

Кихэй. Да-да… (Смотрит на Ямакагэ, но тот ведет себя как ни в чем не бывало.)

Исэкин. Кто еще кроме меня брал циновки?

Кихэй. Да вот доктор Ямакагэ…

Исэкин. Ямакагэ?! (Доктору.) В чем дело? Стоишь тут и молчишь?! Оставил меня в дураках?! Что, не так?! А!? Без зазрения совести взял чужие вещи. Да это нее грабеж! Язык проглотил! А стоит встретиться, так и лебезишь. Не знаю, как с другими, а со мной это не пройдет. Вы только поглядите, матушка Фурумати!

Фурумати молчит.

О-Кадзи. Простите, нет нам оправдания…

Исэкин. Да ладно, ты-то ничего не знала. Это дело рук Кихэя и того бородатого господина. Эти двое и орудуют, надувают бедную старуху… Сколько ты от него получил, Кихэй? Пить – дело нехитрое. Кихэй. Ха-ха-ха… Для вас я, наверно, конченый человек, но вы немножко ошибаетесь…

Фурумати. В самом деле, и у сэнсэя не было дурных намерений.

Исэкин. А вот и нет! Еще какие были! Вы поглядите на него! Человек без стыда и совести. Казначей в нашей управе! А чем он там занимается? Да деньгами! Я ни за что не возьму эти циновки, Кихэй. Хочешь дальше со мной разговаривать – замени их прежними. Ну, соседка, не хотела я тебя подводить; с самого начала говорила, что можешь мне долг не возвращать. Это все Кихэй, ввязался, мол, возьмите циновки, не так обидно будет. Только подсунул взамен дрянь какую-то, думает, один он такой умный, ох, и зла я на него за это. Сколько раз одалживала вам деньги, но благодетельницы я из себя никогда не строила…