Хореограф - [77]

Залевский сунул нос в монитор.

– Ну да, гадость. А можно подумать, что тебе мало гадостей пишут.

– Видишь ли, одно дело, если бы о моем теле написала какая-нибудь левая девушка, а другое – когда пишет девушка, с которой я сплю.

– Жестко получилось, – почесав затылок, согласился Марин, ни капли не расстроившись на самом деле. Он же не сказал: «которую я люблю». Не исключено, что в этом как раз и все дело.

Парень смотрел в окно, на лице его читались обида и разочарование.

– Свои не должны подставлять. Я же им доверяю… Послушай, я хочу выпить. Пойдем.

Конечно, от своих – больно. Родной рукой да по медийному лицу… Интересно, каково это – взрослеть у всех на виду, под пристальным вниманием тысяч чужих людей? Впрочем, не драматичней, чем стареть, думал Марин. И они следят за тобой, с удовлетворением подмечая каждую морщинку на бесстыдном хайрезе папарацци. Плевать. Зато в сакральной книге – в каталоге тонких материй мира – ты есть, а их нет. Не говоря уже о земной «аллее славы». А он, этот мальчик, – восходящий. Восходящие особенно чувствительны к публичным трепкам. Особенно – от своих. Он еще не научился прощать, признавать за другими право на ошибку. Он пока считает, что ему больнее всех.

Шли гребнем пригорка мимо ложбины, в которой копошились черные свиньи. И совсем не хотелось думать о том, чем они там питаются. Когда-то это зрелище произвело на Марина столь сильное впечатление, что он зарекся заказывать в местных ресторанах свинину, которая считалась у местного немусульманского населения деликатесом.

В ресторанчике он взял крепкий кокосовый фени и провозгласил ритуальное его распитие. Мальчишка морщился, но пил.

– На шампунь похоже.

– Так ты ее все же любишь?

– Инку? Не знаю. Нам было хорошо вместе. Мне так кажется. А что, между мужчинами действительно принято обсуждать своих женщин? Я просто не в курсе. У меня практики общения с ними не было. Ты уже третий раз задаешь этот вопрос. В чем дело? Она тебе нравится?

Залевский был уверен, что Инна ревновала мальчишку к нему, Залевскому, злилась, поэтому и была так огорчительно ядовита. Она же не маленькая девочка. Наверняка догадалась о чувствах Марина и не знала, как поведет себя парень.

– Мне попалось одно твое интервью, ты говорил, что у тебя есть девушка, но это – не любовь. Подозреваю, что ее это оскорбляет – публичное заявление о том, что ты ее просто используешь. Ни одна женщина такого не простит. Ты ведь ее тоже не на помойке подобрал. Она – красива, она музыкант, концертирующий, насколько я понял…

– Я же не с музыкантом сплю, а с девушкой.

– Ну, так и она не публичному человеку это пишет, а своему ммм… бойфренду.

– На моем публичном сайте?

Залевский, конечно, никогда не признался бы, как сильно его задевают отношения парня с его девушками. Он подсознательно искал брешь. Искал способ расширить границы его чувственного восприятия, оказаться внутри этих границ и увести его однажды в свой тайный сад.

– Я сильнее ее, и она это знает, – зло бросил мальчишка.

– То есть, ты можешь сильнее обидеть ее, чем она тебя?

Конечно, Залевский так не думал, но ему вдруг захотелось уколоть парня, и он понимал, что причиной тому была ревность.

– С каких фигов такие выводы? – разозлился мальчишка. – Я совсем не то хотел сказать… Боже, ну почему это опять со мной происходит? Я, конечно, загоняюсь иногда по пустякам, но я ненавижу терять людей, которых впускаю в свою жизнь, подпускаю к себе так близко! Скажи, почему так: сначала вы не можете друг без друга ни часа. Отлепиться не можете друг от друга. Не потому что любите, а потому что вам очень круто вместе. Вы на одной волне! А потом что-то происходит. Например, вдруг узнаю, что близкий человек делился с кем-то моими секретами. И я перестаю доверять. И вроде не такие уж были глубокие чувства – просто привык к человеку. Но все равно разваливаюсь на части и долго не могу себя собрать. Черт, я же привязчивый! Мне сразу кажется, что человек уже мой, что он поймет мой юмор и все такое.

Хореограф испытывал уже не ревность, но печаль. Думал: как жаль, что близкие руки вновь покидают мальчишку. Удивлялся странному: почему ему подумалось не "люди", а «руки»? Откуда эти "руки"? Козни подсознания.

Наверное, выбрав человека, этот парень стремился привязать его к себе. Повязать доверием, секретами. Ну, что ж… коварно, но в то же время рискованно. Или это происходило от неопытности? Преднамеренный риск или ошибка?

Его только удивляло, что мальчишка находил поводы обижаться на него. Он, Марин Залевский, стоял так высоко в общественной Табели о рангах, и при этом был столь толерантным, гладким, как отполированное руками верующих колено золоченого Будды, что с ним совершенно невозможно было поссориться.

– Может, ты иногда теряешь чувство меры? У каждого ведь своя мера дозволенного – того, что он может позволить сотворить с собой. Но если ты человеку дорог, и он ничего от тебя не хочет, то он и поймет, и простит, и не отвернется.

– А так бывает? Бывает, чтобы тот, кому ты дорог, ничего от тебя не хотел?

Дьявольский вопрос! Разрушительный… Он, Марин, по кирпичику выстраивает их отношения, а этот малый разом взрывает фундамент! И все же он попытался спасти хлипкую постройку.