Хора на выбывание - [12]

Тут журналист, в противоречие высказанному намерению, обессилено упал, но успел каким-то образом присосаться к бутылке и потянуть еще коньяку. Это явно придало ему сил, отчего он вновь забормотал:

— Я есть все. Голова моя покоится в небесах, рука моя — Гималайский хребет, а другая рука — Альпийский хребет. Впрочем, господа, как рука может быть хребтом? Никоим образом. В детстве я любил географию, и старенький седой учитель всегда отличал меня перед классом. Он уже умер, увы. Вы бывали на его могилке? Там очень мило, и поют птички…Так бывали?

Конь не отвечал.

— Это еще что такое? — сдерживая ярость, спросил вошедший в кабинет президент у семенящего сзади помощника.

— Ваше высокопревосходительство, конь — подарок горожан Чадыр-Лунги к годичному юбилею вашего правления. Серая кучка рядом с ним — навоз.

— Коня привез из командировки, — помощник неодобрительно посмотрел на посапывающего уже журналиста, — господин Лоринков. В дороге он с шофером напился, и привез коня на крыше лимузина.

Президент махнул рукой, и, перешагнув журналиста, уселся за стол. Там лежали письма в поддержку руководства страны и с осуждением митингов оппозиции. Письма были: от цыганского барона, митрополита Молдавии, гагаузского башкана,[6] многочисленных союзов рабочих и крестьян, деятелей культуры и искусства. Президент уже ласково взглянул на журналиста и умиленно прошептал:

— Понятно, отчего он так устал…

— Как вы прошли к столу? — неожиданно трезво и зло спросил его Лоринков и хлебнул.

— Переступил через вас, — недоуменно виновато сказал президент. — Вы уж простите, но иначе никак нельзя было. Поверьте, я никоим образом не хотел данным поступком как-либо унизить вас либо поставить в неловкое поло…

— Да какая, на хрен, разница?! — перебил его журналист. — Я же теперь не вырасту!!!

ХХХХХХХХХХХХХХХ

— Все, что я сделал по вашему приказанию, — ерунда, — сказал журналист, прихлебывавший кофе.

Президент внимал. Коня уже увели.

— Во-первых, — продолжал журналист, — письма эти нам ничего не дадут. Во-вторых, все эти бароны, башканы, главы местных администраций и прочие мудаки согласились подписать письма лишь под большим нажимом. При малейшей возможности они от вас откажутся. Приходилось давить. Префекта оргеевского уезда удалось уломать на третьем часу беседы. И знаете, как? Он обязал руководителей всех предприятий уезда купить ваши портреты, запретил производить ваши портреты всем фотоателье, кроме одного, и назначил на должность директора этого самого ателье свою жену. Впрочем, неважно. По сравнению с префектом Кожушны, чья жена занималась йогой на заднем крыльце дома, в чем мать родила, это еще цветочки. Им все равно. Когда грызутся две большие собаки, маленькие псы ждут, когда дерущиеся обессилят, а потом отбирают у них кость. Наконец, самая важная причина, по которой я знаю, что мы заняты ерундой. Народ вас действительно поддерживает. Действительно он за вас и действительно против Рошки. Если выборы состоятся сейчас, ваша партия ветеранов с пылью в ушах и шумами в сердце получила бы девяносто процентов голосов, а не шестьдесят, как зимой.

— Действительно за меня, — прошептал президент, и погладил календарик с картой Молдавии, — о, мой народ…

— Прекратите заниматься фетишизмом, — резко оборвал его журналист, — прекратите! В том-то и суть! Матерь божья! Я, журналист, был занят сбором доказательств того, что действительно есть на самом деле! Улавливаете?! Этому меня ни на журфаке, ни в газете не учили. Вот собирать доказательства того, чего нет, да так, чтобы все поверили, что оно есть, — всегда рад! Доказывать же людям истину — профанация моей профессии!

— Что же нам делать? — спросил президент.

С каждой минутой он верил своему советнику все больше и больше.

— Сейчас мы это обсудим. План у меня уже есть, — резко сказал журналист. — А теперь скажите, может ли вы хоть что-то реально сделать?!

— Да, конечно, — пролепетал президент, — с удовольствием.

— Хорошо, — Лоринков набрал номер, и протянул трубку. — Это мой деканат. Отмажьте меня от лекции по радиоделу.

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

— Что делать, вождь? — у помоста, откуда выступал Юрий, стоял взволнованный член молодежного крыла ХДНП (про себя Юрий называл их демократическими пиписьками).

— А что случилось, цыпленок? — Юрий ласково потрепал мальчика по плечу.

— Говорят, вечером центр города освещать не будут. И это не из-за коммунистов. Город задолжал большие деньги электрораспределительной компании.

— Во-первых, это потому, мальчик, — объяснил Юрий, — что электрические сети продали испанцам, а не румынам, как следовало бы. Во-вторых, это все равно происки коммунистов, о чем ты сейчас и скажешь своим братьям и сестрам, собравшимся здесь. В третьих, я что-нибудь придумаю, и даже в темноте трибуна наша не останется незамеченной.

Юрий еще раз потрепал мальчика по плечу и отечески улыбнулся ему.

— По крайней мере, я так думаю, — продолжил он. — А ты как думаешь, цыпленок?

— А я думаю как вы! — гаркнула «демократическая писюлька» (потому как, по градации Юрия, школьник даже под «пипиську» не попадал).

Юрий вышел на трибуну и поднял руку. Все восемьсот манифестантов умолкли.