Хор больных детей. Скорбь ноября - [12]
– Но с ней все в порядке?
Он кивает, глядя в мои глаза так же пристально, как я вглядываюсь в его. Рука, которую я держу у него на лбу, начинает нагреваться, словно я положил ее на печку.
– Да, – говорит Драбс, – с ней все в порядке, она живет в городе с Лили, пока шериф пытается узнать, кто она такая и откуда.
Я снимаю с него рубашку и становлюсь рядом, а языки слетаются к нему отовсюду. Он крутится и изворачивается, словно кто-то кидает в него спички. Языки слизывают его личность, пока он не становится просто сосудом, выкрикивающим что-то непонятными словами мучеников. Святой дух входит в него, пока он корчится на полу в кухне. Здесь слишком много острых углов, поэтому я открываю заднюю дверь и выпускаю его на двор, где он приводит в ужас пролетавшего мимо ястреба. Драбс бьется в судорогах рядом с амбровым деревом и мимозой, спугнув сидевших в кустах бакланов.
Я иду обратно к пикапу. Но прежде чем уезжаю, он говорит еще одну вещь, которую я в состоянии понять.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Голос у него ясный и спокойный, несмотря на сотрясающие тело судороги:
– Скоро карнавал.
РАЗ В НЕДЕЛЮ или около того я провожу день на фабрике.
Чувствуется, с какой злобой рабочие относятся к этому месту и как сама фабрика подпитывается их бешенством, чтобы продолжать работать, год за годом.
Иногда выразить свой гнев и фрустрацию негде, а иногда, к счастью, такое место есть.
Пол, бригадир, точно знает, как вести себя со мной. Он говорит «доброе утро» и держится от меня подальше. Мое рабочее место, которое до меня принадлежало моему отцу, деду и прадеду, не имеет никаких, говорящих о нас примет. На стенах нет царапин и пятен, а столетний дубовый стол выглядит совершенно новым. Ничего не напоминает ни о владельцах, ни о традициях. Здесь лежит та же пыль, что и последние восемьдесят лет, и я дышу ею, как дышали они, вдыхаю снова и снова.
На самом деле этот кабинет – одно из немногих мест, где я чувствую себя довольным жизнью. Стою у окна с видом на фабричный этаж и смотрю, как рабочие совершают последовательность движений, которой их научила моя семья. Движения сложные, но повторяющиеся; грохот механизмов не только оглушает, но и успокаивает.
Мой прадед постановил, что на производственном этаже нельзя говорить. Это правило работало семьдесят лет, пока я его не отменил, для чего мне пришлось заполнить тридцать семь страховых форм. Прадед не думал, что продукция пострадает, если работники будут разговаривать друг с другом, но знал, что число страховок увеличится, если они перестанут полностью концентрироваться на своем деле. Этот механизм мог затянуть руку за три секунды. И мой прадед был прав.
Но все же мои предки никогда не сидели на этих скамейках, ежедневно выполняя одну и ту же, смертельно скучную и утомительную черную работу, а я сидел. Все четыре года учебы в колледже провел среди этих мужчин и женщин, по очереди обучаясь работе на каждом механизме и не разговаривая. Ничего, кроме отрывистых ударов металла и флуоресцентного света, которые не давали погрузиться в бесконечную глубину собственных мыслей и безумной скуки.
Они относятся ко мне с почтением или, по крайней мере, делают вид. Они машут мне, и я машу в ответ. Здесь двенадцать сотен человек, и я стою выше всех в иерархии. Мой взгляд их смущает: не как работников, а как моих соседей. Я заставляю их краснеть.
Фабрика платит высокие страховые взносы, но теперь поверх звяканья шестеренок снова слышны голоса. Болтовня доходит до самых дальних стропил. Хихиканье, сплетни и пересказ грязных анекдотов, выражение людских потребностей и первобытных инстинктов. Это просто человечно.
Смешки и флирт, обсуждение шампуней и крема от морщин. Они судачат о рыбалке и охоте, о том жутком футбольном матче прошлым вечером, об обезжиренных картофельных чипсах, оцарапанных деснах, плохом молоке, детском параличе и о многом другом, всегда о многом другом – о компании Sears & Roebuck, политических платформах; об этом странном пятне на спине, похожем на профиль губернатора; о жареных сомах; молитвах, обращенных к Иисусу и Валенде – и еще о многом, потому что должно быть множество всего, на что нельзя просто закрыть глаза: о застарелой сердечной боли; о том, что Глория забрала детей и живет с этим автомехаником на другом конце города, – как его зовут, Вербал Рейнс? Этот, да, паршивый придурок, и он, ты знаешь, и есть придурок, что убивает ее мужа Гарри. Но ты не должен называть его придурком, Гарри! Не его вина, что Глория ушла от тебя, это было через шесть недель – это не херня, нет, это далеко не херня.
Порой раздаются и крики – это правда. И ожидаемо. На каком-то уровне их ждут как своего рода развлечения. Мы не имеем ничего против.
УМОЕЙ МАТЕРИ БЫЛО много снов, и теперь они стали моими.
В одном повторяющемся сне я, неся на руках младенца, иду по полю вместе с Мэгги. На ней – сарафан и шляпка без полей. Мы стоим среди пшеницы. Во всех направлениях на три штата вокруг пшеницу не выращивают, но о ней мечтала моя мать. Младенец беззубо улыбается и тянет пухлые ручонки, словно весь мир – дарованная ему редкая драгоценность. Моя жена глядит на меня, озаренная осенним солнцем, волосы выбились из-под шляпки, и свет падает на них так, что ее черты внезапно начинают сиять, такие же естественные и прекрасные, как само время года.
Крайер когда-то имел другое имя, но он не может его вспомнить. У него были жена, дочь, но его память не способна удержать их имена. В один злосчастный вечер их убили, а ему всадили семисантиметровое лезвие ножа в лоб, и этого он тоже не помнит. После многих месяцев кататонии Крайер пробуждается в психиатрической лечебнице. Он не может пройти простейшие психологические тесты, не может разговаривать, но в голове вместе с закрывшей место удара стальной пластиной засела цель… «Любовь потребует мести. Это единственная твоя задача.
Клей был честным Нью-йоркским полицейским, мечтавшим разгромить мафию и сделать город чуточку безопасней, даже когда казалось, что от него нет толку. Он всегда играл по правилам — пока безмозглый наркоман-убийца не убил всю его семью и оставил его умирать. Но Клей не позволит себе сдохнуть, пока не получит последнее, что ему нужно от жизни — месть.
Алиса Уандер получает предложение от Монстра — Чудесника. Небольшая помощь в обнаружении Шести Невозможных Ключей в обмен на знание о том, кто она такая на самом деле и зачем убила своих одноклассников в школьном автобусе. Алиса соглашается, сознавая, что последствия подвергнут опасности целый мир. В одном шаге от правды, она понимает, что ей нужен Пиллар. Но Пиллар исчез. Он не появится на протяжении долгих четырнадцати лет. Только если она не отыщет способ вернуть его обратно. Быть может, число 14, написанное на стене ее палаты — подсказка.
Шарль Нодье (1780–1844), французский писатель, драматург, библиофил, библиотекарь Арсенала, внес громадный вклад в развитие романтической и в частности готической словесности, волшебной и «страшной» сказки, вампирической новеллы и в целом литературы фантастики и ужаса. Впервые на русском языке — сборник Ш. Нодье «Инферналиана» (1822), который сам автор назвал собранием «анекдотов, маленьких повестей, рассказов и сказок о блуждающих мертвецах, призраках, демонах и вампирах».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Местные жители называют этот затерянный в лесу особняк Вырастающим домом. Пятеро подростков заперты в нём, как в ящике. С каждым днём тайн всё больше. Кто и с какой целью собрал их здесь? Откуда приходят письма с обвинениями в убийстве? И, наконец, что за Спектакль ожидает их впереди? Добро пожаловать в Театр Марионеток! Развлекайтесь.
Два археолога-любителя, выезжают в лес, с целью провести раскопки на месте военных действий, в далёком, незнакомом лесу. Но на пути к заветной цели, они понимают, что за ними от самого дома, тянется чёрная нить неприятностей и бед. После того, как они заезжают к не слишком гостеприимному «старому другу», — террористу, рука которого лежит на артерии руководства страны, — тучи, обложившие двух друзей, сгущаются. Благодаря присоединившимся к ним, волею судьбы, людям, — их путешествие превращается в интересное приключение.
Три поколения Сэвиджей и МакКреев, богатых и аристократических кланов, решают провести лето на побережье Мексиканского залива, в местечке Бельдам. Здесь, прямо на обжигающе жарком пляже, стоят три викторианских особняка, принадлежащих семьям. Два из них вполне обычные, а вот в третьем уже давно никто не живет, и он практически похоронен под огромной дюной из ослепительно-белого песка. Там нет людей, и никто не помнит или не хочет помнить, когда он опустел. Об этом доме не принято говорить, о нем ходят странные легенды, в его пустых комнатах живет что-то, навевающее кошмары.
1959 год. Частный детектив Гарри Ангел получает от таинственного заказчика по имени Луи Цифер поручение найти знаменитого певца Джонни Фаворита. Тот во время Второй мировой войны был ранен и с тех пор лежал в коме. Но недавно он исчез прямо из больницы, и теперь его нужно разыскать. Поначалу расследование кажется легким, но вскоре все те, кто причастен к этому делу, начинают погибать, а сам Ангел попадает в водоворот убийств, мрачных тайн, оккультизма, жертвоприношений и ритуалов вуду. Жизнь Гарри превращается в кровавый лабиринт, выход из которого обернется для детектива настоящим кошмаром и приведет к столкновению с невероятным злом.
«Восставший из ада»: легендарная повесть, которую Клайв Баркер экранизировал лично, положив начало одному из самых знаменитых, оригинальных и значимых циклов в истории хоррора. Все началось, когда Фрэнк Кот тон, искатель наслаждений и мошенник, открывает шкатулку Лемаршана, которая по легендам ведет в чертоги неземных удовольствий. Но к Фрэнку приходят сенобиты, обитатели иных миров, чьи представления о блаженстве не имеют ничего общего с человеческими, и теперь невольная жертва собственных желаний сделает все для того, чтобы вырваться из царства вечных мучений. «Ночной народ», также экранизированный самим писателем, стал культовым хоррором 1980-х годов, одну из главных ролей в нем сыграл Дэвид Кроненберг, а вскоре этот роман станет основой одноименного сериала.
Это истории, записанные в Книге крови. Это карта темных дорог, ведущих от привычной жизни в сторону неизвестности, а порой и к настоящим монстрам, которые живут как в иных измерениях, так и внутри нас. Ведь в мире Клайва Баркера против человека может восстать даже собственное тело. В нем демоны с пчелами вместо крови поджидают гостей в обычных новостройках, чудовища таятся в заброшенных зданиях, а обыкновенные фокусы оборачиваются темной и ужасающей магией. Здесь призраки возвращаются на землю, убийцам уготован свой собственный ад, а мироздание таит в себе множество опасностей и соблазнов.