Хомские тетради. Записки о сирийской войне - [56]

Потом он показывает нам ролики, снятые тайно на камеру, встроенную в авторучку, которая лежала во внешнем кармане пиджака. Изображение довольно четкое, видно пятерых раненых, прикованных за ноги к кроватям, голые тела накрыты простынями, на глазах – повязки. На столике лежат орудия пыток: резиновые ремни для избиений, вырезанные из автомобильных шин и обмотанные скотчем, и электрический провод с вилкой на одном конце, чтобы включать в розетку. Другой конец провода зачищен и снабжен зажимом, чтобы его можно было прикрепить – к пальцу, к ноге, к пенису. У некоторых раненых на груди свежие следы пыток; у одного торс весь пятнистый от побоев, пятна – ярко-красного цвета, как свежее мясо. Я снимаю копию с этого ролика. На записи слышен возмущенный голос Абу Хамзеха, который со своей медсестрой пытается помочь несчастным.

После нашего разговора Абу Хамзех ушел к себе домой, чтобы повидаться с родными. Он должен был вернуться дня через два-три и оставил мне свой номер телефона и адрес в Skype, чтобы с ним можно было связаться. Однако, несмотря на многочисленные попытки, мне больше не удалось вступить с ним в контакт или узнать какие бы то ни было новости о нем и о большей части других людей, с которыми мы общались в Хомсе. В понедельник 5 марта британский телеканал «Channel 4» выпустил в эфир репортаж с его видеороликами, снятыми, как было объявлено, меньше трех месяцев назад, а вовсе не год назад, как утверждал в разговоре со мной Абу Хамзех. В этом же материале в качестве рассказчика выступил сам Абу Хамзех: лицо его было заретушировано, снимал его Мани после моего отъезда. Совсем недавно мне все-таки удалось связаться с ним по Skype: Абу Хамзех находился в одной из арабских стран, где пытался раздобыть средства для поддержки повстанческого движения.

* * *

В 13.45, когда мы сидели у компьютеров, нам снова пришлось прерваться: привезли еще одну жертву. На этот раз ею оказался десятилетний мальчик: он был уже мертв. У него была насквозь пробита грудная клетка, причем пуля прошла через сердце. Я глажу его по жестким черным волосам, лицо уже приняло восковой оттенок. Стараясь действовать как можно деликатнее, врач [уже не Абу Хамзех, а другой: тот уехал] связывает ему сложенные на животе руки медицинским бинтом. У двери стоит взрослый мужчина, двоюродный брат покойного: не сводя глаз с убитого, он рыдает в голос, судорожно бормоча: «Hamdulillah, hamdulillah,hamdulillah». Санитары поднимают обнаженное до пояса тело, при этом голова его беспомощно повисает. Труп переносят в пустое соседнее помещение и кладут прямо на плиточный пол, на котором нет даже ковра. Один из активистов снимает происходящее на камеру, Райед фотографирует. Несмотря на то что вокруг суетятся люди, мальчик кажется таким безнадежно одиноким… Его ужасно жалко. Ребенка звали Таха Б. Убит в машине, там же ранена его сестра.

Я оборачиваюсь к Райеду. «Быстренько сбрось копию этой фотки тому козлу из Жамблу, ладно?»

После моего ухода пришел его отец. В полном отчаянии он взывал к Господу: «Да падет кара Твоя на голову Башара! Сколько детей погибает, как мой мальчик!» Кто-то из стоящих рядом объясняет ему, что требовать наказания невинных противоречит исламу. Это потом рассказал мне Райед.

Опять поднимаюсь наверх работать и выпить кофе. Но едва я успел сделать первый глоток, как привозят нового раненого. 14.20. С тех пор как привезли мальчика, прошло ровно тридцать пять минут. Очередная жертва – полноватый мужчина, он в сознании: одна рана на черепе, другая – в груди: судя по всему, затронута нижняя часть легких. Вокруг толпятся его приятели, общая истерика, все в невменяемом состоянии, так что мне приходится силой выталкивать их из комнаты, чтобы они дали врачам возможность работать. Громче всех кликушествует один из них: никак не хочет выпускать руку раненого и сквозь судорожные всхлипы жалуется как бы от его имени: «У меня болит грудь. Мне тяжело дышать». Раненому поддерживают голову, врач работает быстро, как автомат. А друзья между тем продолжают ломиться в дверь, и я снова занимаю круговую оборону. Часть из них облепила зарешеченное окно, откуда они пытаются докричаться до врачей, выясняя состояние пациента. У него жидкость в легких, и его решают срочно эвакуировать: в чудовищной сутолоке и толкотне раненого несут в такси, которое срывается с места, потом резко глушит мотор на въезде на проспект, обстреливаемый снайперами, дает задний ход, затем, чуть не завалившись набок, разворачивается на сто восемьдесят градусов и, наконец, уезжает. Сразу после этого мы с ужасом наблюдаем, как через проспект перебегают несколько мальчишек, за ними – молодые ребята и последним – боец САС с калашом. Пуля чиркнула по дорожному покрытию совсем рядом с ним. Райед кричит Абу Брахиму, чтобы тот запретил переходить через проспект. Мы входим в дом. Врач объясняет, что все четверо, кого мы видели – трое раненых и мертвый ребенок, – жертвы того снайпера, что сидит на блокпосту. У последнего раненого, по его мнению, шансов на выживание не более двадцати процентов. Поднимаемся наверх, к компьютерам. Мой кофе совсем остыл.