Хомские тетради. Записки о сирийской войне - [20]

Но Абдерразак Тласс настаивает на своем, ссылаясь на то, что сегодня митингующие кричали «Labayk, labayk, labayk ya-Allah!». Это ритуальный клич идущих в Мекку, он означает: «Господь, я пришел!» (Labayk переводится как «Мы покоряемся тебе»). Иными словами, на митинге люди давали понять, что они готовы идти на смерть, то есть готовы к джихаду.

Когда мы уходили, то Абдерразак Тласс, провожая нас к выходу, напевал: «Господь, мы идем на джихад». Все вокруг громко смеялись.

Уже на улице, перед тем, как расстаться, мы еще раз спросили его об отношениях с Риядом аль-Ассаадом: «Наша Свободная армия находится внутри [страны], и этим все сказано». Это следует понимать так: приказов извне мы не приемлем. «И он, и я служим народу. Тот, кто идет против воли народа, становится предателем». Что думает Рияд о перспективе объявления джихада, ему неизвестно: у них неважно со связью.

Еще один серьезный вопрос, который мы не обсудили в ходе нашей беседы: наш собеседник – дальний родственник всемогущего Мустафы Тласса, правой руки Хафеза Асада, в течение тридцати лет занимавшего пост министра обороны. Несмотря на то что родственник с 2006 года находится не у дел, его могучий клан представлен на всех уровнях в вооруженных силах и остается одной из самых влиятельных суннитских семей в стране. И если выходец из семьи подался на сторону восставших, это для нее – серьезный удар. 9 февраля телеканал «Аль-Дуния» объявил о гибели Абдерразака Тласса, но САС так и не подтвердила этого известия.

* * *

С наступлением сумерек на улицах становится пустынно. Холод лютый. За исключением широких проспектов, дома здесь стоят очень тесно друг к другу: между ними едва могут разъехаться две машины. Тротуаров нет вообще. По этой причине, когда идешь по улице, протискиваясь между припаркованными автомобилями, мотоциклами и немногими прохожими, возникает неприятное, давящее ощущение, что пробираешься по узкому ущелью.

* * *

16.30. Мухаммед Абу Сайеф, координатор гуманитарной помощи Баба-Амра. Безработный инженер-электрик, сюда пришел волонтером: составляет списки нуждающихся семей и помогает распределять помощь. Короткая борода с проседью, перчатки с отрезанными пальцами, белая шерстяная шапка, под черной кожаной курткой – серо-белый спортивный костюм. Он объясняет: курс доллара вырос на 30 %, цены на предметы первой необходимости – на 20 %, и все потому, что завозить товары в квартал опасно. Отсюда и общий рост цен в полтора раза. Раньше производители доставляли свою продукцию прямо сюда, а теперь оптовые и мелкооптовые торговцы вынуждены ехать за ней сами.

Приводит пример с газовым баллоном. Его обычная цена – 250 сирийских ливров (по нынешнему курсу – 2,80 евро). В Захре, Ахраме и Незхе – проправительственных кварталах – эта цена сохраняется. А в Баба-Амр газ больше не привозят вообще, и жители должны доставлять его сами, на свой страх и риск. Соответственно, и цена здесь колеблется от пятисот до девятисот ливров за баллон (от 5,60 до 10 евро).

Человек по имени Абделькафи Л., приятель Имада, недавно погиб во время такой вылазки. Десять дней назад он поехал в нейтральную зону, разделяющую проправительственные и контролируемые повстанцами кварталы, чтобы купить газ с целью перепродажи. Там он продается дороже официальной цены, но дешевле, чем в Баба-Амре, поэтому возникает определенная маржа. Они поехали вдвоем на маленьком грузовике «судзуки». Беда в том, что эта зона простреливается: Абделькафи был ранен в ногу и задержан, его другу удалось сбежать. Раненого отвезли в военный госпиталь: об этом узнали связанные с повстанцами санитары, которых в САС попросили узнать о его местонахождении. Через три дня им выдали тело с многочисленными следами пыток, в том числе и электротоком. Очевидно, что убит он был в военном госпитале. Случай задокументирован, труп был показан по телеканалу «Аль-Джазира».

Когда кого-то похищают или арестовывают, родственники вынуждены платить, чтобы узнать, где находится задержанный. А иногда и за то, чтобы получить тело.

* * *

Мы снова пришли в первый госпиталь. Войти нам не разрешают. Шумная перебранка между Райедом и Абу Бари, толстым, бородатым псевдомоджахедом, спесивым и глупым. «На вашего Абдерразака Тласса мне наплевать! (Вчера он говорил прямо противоположное.) Тласс военный, а мы тут – гражданские лица. Меня такое зло берет, что всех бы вас послал подальше!» Имад не знает, кто назначил его начальником госпиталя. Этот хам – бывший штукатур и к медицине никакого отношения не имеет.

Второй госпиталь, тот, что размещается в квартире, Имад организовал сам, потому что ему очень не нравится, как управляют первым. Он считает, что руководить больницей должны сами врачи.

Выяснилось, что первый медпункт организовал сам Абу Бари, он же привел и медперсонал. Поэтому он там и начальник.

* * *

17.30. После вечернего митинга нас приглашают на Военный совет. Типы, которых прислали за нами, явно нервничают, и у нас настроение тоже быстро портится. Райед опасается, как бы ему не стерли все, что он здесь наснимал. Я на всякий случай посылаю в «Le Monde» СМС, чтобы их предупредить. Однако встреча получилась очень сердечная. Нас привезли в какую-то школу, провели в зал: у стены сидят десятка полтора мужчин; разговор ведет офицер. Райед его немного знает, они общались во время дневного митинга. Офицера зовут Муханнад Аль-Умар, он оказался человеком спокойным, серьезным и умным. Имад рассказал ему о проблеме с клиникой Абу Бари, и Муханнад пообещал все уладить. Он задает свой первый вопрос: что думает французское правительство по поводу гибели Жиля Жакье? Мы рассказываем о том, что говорил по этому поводу Ален Жюппе: судя по его высказываниям, здешнему правящему режиму во Франции скорее не доверяют.