Хомские тетради. Записки о сирийской войне - [18]

Диджей митинга – цыган. Здешние цыгане, как и их собратья по всему миру, – талантливые музыканты.

Я нахожу Райеда на улице: он переругивается с Абу Ханеном, одним из руководителей Информационного бюро. Абу Ханен упрекает нас за то, что мы отказываемся с ними сотрудничать, а Райед объясняет, что мы хотим вначале отработать все контакты с САС, а потом охотно пообщаемся и с ними. Г. участвует в перепалке, переводит, высказывает свое мнение.

Митинг заканчивается. Собравшиеся расходятся. В этот момент на центральной улице раздается пулеметная очередь. Люди бегут. Стреляют откуда-то с востока, с моста, ведущего в алавитский квартал. Проспект отделяет Баба-Амр от Инша'aт. Месяц назад пересекать его было очень опасно. Однако вот уже три недели – с тех пор, как было снято второе армейское заграждение, размещавшееся западнее, – как здесь стало заметно спокойнее.

* * *

После митинга мы спрашиваем у Имада, нельзя ли нам поговорить с Абдерразаком Тлассом, одним из главных военачальников Хомса. Наш новый знакомый, сирийский француз Г., соглашается пойти с нами, чтобы помочь мне с переводом. Нам повезло: мы застаем Тласса у себя с первого раза.

14 часов. Абдерразак Тласс, руководитель Военного совета Баба-Амра – бородатый молодой парень в камуфляже. Принимает нас в одной из комнат на первом этаже здания: в углу кучей свалены автоматы Калашникова, на стене – знамя katiba «Аль-Фарук». Интервью нам он давать не хочет – из принципиальных соображений: это исключительная прерогатива их собственных журналистов. У Тласса тоже сдвиг по фазе в отношении иностранцев: он убежден, что они искажают его слова, придавая им выгодный режиму смысл. Райед старается его переубедить; я с помощью Г., который любезно согласился пойти с нами, тоже привожу какие-то доводы. Но Тласс вежливо гнет свое: «Мы не доверяем интервью. Ситуация очень напряженная. Полностью полагаться на иностранных журналистов мы не можем». Военной темы он касаться не хочет. «Ваше присутствие здесь создает нам проблемы».

Имад: «У них свои, внутренние разборки, и говорить о них они не хотят».

Тласс: «Время, когда мы пускали сюда всех подряд, прошло. Если ваши народы за одиннадцать месяцев так ничего и не поняли, то больше говорить об этом не имеет смысла». Короче: «Bukra, inch’Allah»[36].

Разговор не клеится. Я пытаюсь его оживить, спросив Тласса, не согласится ли он, по крайней мере, рассказать о себе? Да, это можно. Ему двадцать шесть лет, родом он из Эр-Растана. Раньше, в звании mulazim awwal, служил в Дамаске, в 5-м пехотном дивизионе. Его коллеги принимали участие в репрессиях, он же отказался и где-то в феврале-марте был переведен на другое место службы. Вот тогда Тласс и начал принимать участие в акциях протеста – cначала в свободное время, как гражданское лицо.

Он рассказывает о нескольких жестоких расправах, учиненных правительственными войсками при разгоне манифестантов, в том числе и о той, что произошла 24 февраля в Санзамине: он там не присутствовал. Idem что касается митинга в Аншеле, в конце февраля, когда ему предложили сдать кровь для раненых. В подавлении этих акций участвовали 9-й дивизион, военная разведка, и госбезопасность. Абдерразак Тласс был потрясен происходящим: количеством раненых, тем, как было сложно их лечить, жестокостью в отношении протестующих. Пропаганде режима он не верил никогда. «В принципе, армия должна оставаться вне политики. Ее задача – защищать народ, нацию. А там мы видели нечто прямо противоположное. Военные из-за заграждений стреляли в собственных граждан. Протестующие пытались убедить армию присоединиться к ним, чтобы вместе выступить против mukhabarat. Но из этого ничего не получилось, потому что офицеры отдали приказ стрелять. Армия – на стороне Асада, на стороне режима. Большинство там – алавиты. Что же касается суннитов, то они или подчиняются приказу, или оказываются за решеткой».

Когда ему впервые пришла мысль дезертировать, он хотел увести с собой товарищей. Вместе с другими офицерами хотел поднять на бунт два liwas и один katiba[37], принадлежащие к 5-му, 9-му и 15-му дивизионам. Однако другие офицеры выступить не решились, испугавшись авиационной разведки, и пошли на попятный. Тогда он ушел один, захватив оружие. «Я был первым офицером, покинувшим сирийскую регулярную армию. Многие пытались меня отговорить: «Как ты можешь идти на такое, это же невозможно себе представить!»

«Я ушел в июне, в Дераа. И сделал это потому, что не мог стрелять в людей. И сразу взялся за оружие. Я понимал, что сломить режим без вооруженного сопротивления невозможно. Отправился в Растан, где армия шла в наступление, и сформировал там katiba «Халед ибн Валид». Тлассу помогали в этом семеро офицеров и десятка четыре младших офицеров. Когда новая воинская часть обрела боеспособность, он передал ее в руки других и в первой половине июля приехал сюда, в Баба-Амр, создавать katiba «Аль-Фарук». В августе еще один батальон уже был готов сражаться.

Абдерразак Тласс трактует здесь факты на свой манер. Переход на сторону восставших старших офицеров и их присоединение к младшим, которые дезертировали раньше и создали первые katiba Свободной армии, очень осложнили обстановку, поскольку старшие считали, что командовать должны именно они, на что младшие офицеры, уже занимавшие командные посты в течение нескольких месяцев, соглашались со скрипом. На самом деле сам Абдерразак Тласс был отстранен от командования батальоном «Халед ибн Валид» – по аналогичным причинам. Как человек с амбициями, он приписывает себе главную роль в