Хомотрофы - [32]

– Кому вы передаете эти имена?

– Я никому ничего не передаю. И ни с кем не общаюсь.

– Где ваш телефон?

Тут я заметил, что на столе лежат мелкие вещи, вынутые у меня из карманов: бумажник, документы, ручка, блокнот.

– У меня нет телефона.

– Вы внештатный сотрудник какого-нибудь периодического издания? Собираете информацию для газеты?

– Нет.

– Какую организацию вы представляете?

– Никакую.

– О чем вы говорили на прошлой неделе с Цуманом?

– Ни о чем. Спрашивал его, где можно развлечься.

– Врете.

– Не вру. А что, запрещено разговаривать с Цуманом?

Я прикусил язык, но было поздно. Очередной удар в грудь заставил меня умолкнуть минут на пять. Помощникам пришлось снова лить мне на голову холодную воду.

– Я вижу, вам нравится, – сказал Гавинский и вдруг насторожился. – Вы провокатор? Что вы испытываете, когда вас бьют? Каков механизм?

Он тут же подскочил ко мне, наклонился и с озабоченным видом стал меня обнюхивать. Видимо, ничего не обнаружив, он успокоился и отошел назад.

– Уже разговаривали со Шпачковым?

– Нет. И никогда его не видел.

– Расскажите о вашей защите?

– Какой защите? – вырвалось у меня. – Черт! Я другое хотел сказать. Это случайно…

На этот раз он метнулся ко мне так яростно, что я зажмурился и весь сжался, готовясь принять удар.

Но вместо того, чтобы проломить мне грудную клетку, Гавинский схватил меня за грудки и встряхнул так, что зубы лязгнули.

– Я правда не знаю ни о какой защите, – признался я.

– Я все равно раскопаю, как работает ваша защита, – сказал он, выпрямляясь. – Не сейчас, так позже.

Он сделал помощникам жест рукой, и меня освободили от наручников.

– Мы предполагаем, что вы тот, кого ждут в городе. Надеюсь, вы понимаете, что мы вынуждены тщательно это проверить. Ваш карантин закончен. Пора узнать, что вы такое. Наши специалисты работали, что называется, не покладая рук, и я с удовольствием сообщаю, что ваши Р-частоты, наконец, определены, а приборы настроены. На случай, если у вас имеется защита, мы удваиваем силу воздействия веяния. Пока удваиваем… Мы можем ее утроить, учетверить – и так до тех пор, пока вас просто не расплющит. За вами будет установлено строгое наблюдение. При малейшем подозрении на угрозу с вашей стороны, мы немедленно усилим веяние. Кроме того, применим и другие методы, вплоть до устранения. Мы пока не выяснили, какую опасность вы для нас представляете. И некоторое время в лаборатории будут исследовать ваше поведение. А теперь, – сказал он, – я предлагаю вам добровольно во всем признаться и открыть карты. Признание будет расценено как смягчающее обстоятельство. В ответ с нашей стороны вам будут гарантированы помилование и должность, например, консультанта.

Даже если бы мне было, в чем сознаться, я бы этого не сделал. Не дождетесь!

Как сильно я жалел в эту минуту, что я всего лишь Сергей Лемешев, обыкновенный журналист, а не избавитель, не человек с мифической защитой. Даже то обстоятельство, что на моей стороне целый отряд недовольных людоедов и, возможно, один из лидеров корпорации – Елена Вырлова, сейчас не играло никакой роли. Если бы Гавинский пришел меня убить, я был бы уже мертв. Изучать они меня собираются, нашли себе подопытного кролика!

Я молча растирал кровь по подбородку.

Гавинский посмотрел на часы и поднялся.

На выходе он обернулся.

– Да, совсем забыл. Администрация хочет открыть газету, рассматривают вашу кандидатуру как временного редактора. Мне было поручено сообщить вам об этом.

Я оглядел опустевшую комнату, в которой мне никогда не было и не будет уютно и спокойно. Полиуретан стал моей тюрьмой, где я проведу остаток недолгой жизни. Я вдруг понял: будущего больше нет, и внутри у меня похолодело от мучительного осознания этого факта.

Наивный дурак! Что же я наделал? Как допустил, что меня приняли за героя в сверкающих доспехах? Неужели и правда поверил, что могу стать им? Успел-таки ввязаться в игру, зарегистрировался по всем правилам, всюду наследил. Всем успел глаза намозолить, рыцарь печального образа. Убьют ведь, и поминай, как звали. Внутренности скрутило в тугой узел, а сердце застучало, как боек пулемета. В голове пульсировала нестерпимая боль.

Я встал и быстро заходил по комнате, растирая то грудину и солнечное сплетение, то виски. Постепенно холод заполнил грудную клетку, сдавил горло, пережал яремные артерии, отчего потемнело в глазах. Меня затрясло, тело покрылось холодным потом. Мысли начали путаться и беспорядочно повторяться, делиться на фрагменты.

Минут через пять стало еще паршивее. Вдруг я ощутил чье-то присутствие. Огляделся, но рядом никого не было. Я бросился на кровать, укутался с головой в байковое одеяло, сжался в позе зародыша. Нет, это не помогало.

13

Смертная тоска…

Раз, два, три, четыре, пять…

Раз, два, три, четыре, пять…

Раз, два…

Я пытаюсь остановить тяжелое колесо. Считаю камни, которые под него подкладываю. Это колесо соединено с тяжелыми черными жерновами. От них исходит угроза. Жернова наступают. Колесо ускоряет ход.

Я считаю свои шаги, считаю секунды.

Камней не хватает. Ношусь по кругу в поиске маленьких и больших булыжников, постоянно натыкаюсь на один и тот же гладкий неподъемный валун, хватаюсь за него. Нет, не идет. Дальше! Мелкая щебенка. Загребаю ее. Ломаются ногти. Несу бережно, как воду.