HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая - [30]

– Писец, зеленый, что ль, уже?

– Да нет, бодрый! Сча мы вашу простуду залечим!

Дверь в каюту отъезжает в сторону. В проеме – Паша, рыжие усы довольно топорщатся, на губах улыбка. В одной руке кружка со спиртом, на второй ладони – груда таблеток. Штук сорок.

– Пейте, пейте. Я с командиром договорился, можно три смены подряд спать…

– Паш, а ты уверен?

– Утром будете свежим и бодрым! Отвечаю!

Вова таблетки в пасть забросил, хекнул, чистым спиртом запил…

Утро было хмурым. Ну утра, как такового не было – под водой были. Но встать Вова не смог. Сквозь правый бок проходил кол, намертво пригвоздивший его к койке…

«Блин, кто ошибся? Я ж не вурдалак. И осина ли это? А чего я жив тогда? Или не осина, или не вурдалак», – сохранил ясность мысли Вова. Понятно, вурдалаком чувствовать себя не хотелось, но иногда по долгу службы, не призванию души, поверьте, быть им приходилось. Перебрал всех.

Ну, разве что механик. Хотя и он не мог. Он же советский офицер! И хер с ним, с партвзысканием! Ну обиделся, но не так же? Да еще на боевой…

Глянул Вова на себя – а белки желтые. А он на «скорой» до поступления в училище работал, в диагностике разбирался…

– Паша! Павел Иванович! С-с-сука… Зайди, коновал херов! Дай спасибо скажу за лечение простуды…

А на 641-м проекте каюта, где доктор спит, аккурат напротив замовско-старпомовской.

Встать Вова не может, ищет, чем бы Пашу…нуть, когда тот войдет, да побольней. А нет ничего. А кулаком не дотянешься. Взял томик «Истории КПСС». Килограмма три будет. Хвати, чтоб научить диагнозы ставить…

Что-то долго Паша не идет. А помощь нужна.

Постучал Вова ногой в переборку, к командиру в каюту – помните разницу в койке и росте?

– Зам, что хотел?

– Александр Иваныч, желтуха у меня. Дайте радио. Я ж весь экипаж из строя выведу, хуже ЦРУшного диверсанта. Мы ж к базе идем? А Пашу спрячьте – убью… Ишь, певец: запейте таблетки спиртом, я договорился…

Белоснежный катер комбрига пришвартовался к борту. Бесстрашный комбриг пожал руку Вове, ничего не боясь. Тем более докторских забубонов. Сменный зам перешел на лодку. Вову поместили в лазарет, в отдельную палату. По ночам по ней прыгали огромные крысы, несколько веселя унылое житье. Он с ними разговаривал. Даже имена дал. Флагмедик, в отличие от комбрига, от Вовы шарахался. А зам – существо общительное. Для него изоляция – смерть.

Доктор:

– Вы – бактериологическое оружие! Вам ни к чему нельзя прикасаться!

– Тогда забросьте меня в Америку – сколько денег для страны сэкономим!

– Нельзя, вы можете заразить летчиков, которые будут вас сбрасывать!

Так из-за эскулапа страна потеряла пару миллиардов из оборонного бюджета.

Но Вова медика построил. Про крыс рассказал. Про имена. Спросил, давать ли команду «ко мне!» А у Вовы дар к дрессуре. Медик оттаял, даже спросил, не надо ли чего. Дал медику ключи от квартиры, и тот носил ему журнал «Иностранная литература». Наконец-то удалось почитать… После прочтения дохтур журналы лично сжигал.

Через три дня пришла «Авача», транспорт. Вову в отдельной каюте на койке с голой сеткой под присмотром мичмана, на всякий случай, вооруженного пистолетом, отправили в госпиталь. Вова чувствовал себя каторжанином. Ему очень хотелось на мичмана или дыхнуть, или плюнуть, но пистолет сдерживал. Да и мичман был незнакомый. А вдруг, дурак, шутки не поймет?

В госпитале мичман сдал его и удалился. Дежурный врач, покачав головой, огорчился:

– А говорили с сифилисом. Плакала диссертация. Когда еще МОИ больной будет?

– Сифилис пошло, – сказал Вова. – Лучше б вы себе чуму для диссертации выбрали.

Врач задумался.

Инфекционное было веселым. Там лежал СПСовец, поймавший желтуху на любимой девушке. А нечего в критические дни любовью заниматься! В госпитале через простынь ему привилась вошь платяная. И как это девушке объяснить? Ну отсутствие волос на определенном месте? Ему ж не аппендикс удаляли, а от желтухи лечили.

А еще врач сказал, что ни любовью нельзя заниматься месяца четыре, ни пить год, ни курить. Вова огорчился: «Лучше б триппер…»

Палата оказалась менее стойкой, и после слов врача начала вязать веревки из простыней и просить у персонала мыло. Даже здоровенный мичман. Вова спас всех: «Мужики, все, что сказал врач, временно. Повторяю: вре-мен-но! Это я вам говорю!»

А еще он быстро написал порнорассказ. Этакое позитивно жизнеутверждающее произведение. Его вручали тем, кто лежал под капельницей. Капельница – дело долгое. И чтоб человек не в панику впадал, а имел возможность почувствовать, что, несмотря на желтуху, он еще мужчина.

И курить они продолжали, но таясь, за туалетной дверью. Вот не пили, это точно. И зараза отступила. Наверное, из-за чтения занимательного.

Кстати, когда командир после боевой уезжал в академию, он спирт Вове оставил. 75 литров. Знал, что тому пить нельзя. Понадеялся. А Вова – широкой души человек, если самому нельзя, то это не значит, что праздник отменяется. Друзья почти все выжрали. А он сам не пил. Считал дни и недели, как заключенный. И не потому, что алкоголик. Его перестали приглашать на проводы в академии, обмывания званий, юбилеи и просто посиделки. И уже коситься начали, ведь тот, кто с нами не пьет, тот нас закладывает… И начпо наказывать начал. Да, дело шло почти к снятию.