Холсты - [16]

На восток — пока ещё родня,

Но уже родню в полон отдали,

Может быть, как раз из-за меня?

Что ещё спущу в ломбард китайский

За кусок отравы на столе,

Чтоб мой голос тихий, краснобайский,

Пропищал о красоте полей,

На которых нет ни ржи, ни проса,

Только стены высятся дворцов,

Ведь моя земля — цена вопроса

Над костями братьев и отцов.

Боже, Боже, я бы на смерть биться

Вышла с борзой шайкою ворья,

Да уже готова плащаница

Для меня, старухи. Как же я

За своей землёй не доглядела?

Лихо! Горе! Тяжек мыслей гнёт,

Что моей Руси больное тело

По частям антихрист раздаёт.

Гудит земля

Гудит земля, — копыта табуна

Сминают ковыли, играет ветер

В лощёных гривах, катится луна

Под ноги скакунам. И снова бредит

О вольной воле, ввысь летит душа,

Едва касаясь крон могучих сосен.

И сыплется берёзовая ржа

Там, где ступает величаво осень.

Меж этих редколиственных равнин

Ещё жива, ещё звучит свобода,

Как ритм дыхания, как дух един,

Как бег коней в объятьях небосвода…

О, Русь моя, тебе ли горевать!

Лишь сон стряхни и поведи плечами,

И сгинет полчищ инородных рать,

Что рьяно тычет в грудь твою мечами,

Что алчет разорить тебя и сжечь,

Смести с лица земли, увлекши в праздность,

Отняв твои достоинство и речь,

Что было б хуже самой страшной казни.

Но верю я, — ты не поддашься, нет,

И в недрах твоих вызреет отвага,

И эти земли вымахнут в рассвет,

Как табуна стожильная ватага,

Почуяв вкус и запах новизны

В осенней прели, в предрассветной хмари,

Чьи поступь и движения грозны

В хмельном размахе, в удалом угаре!

В череде повторений

В череде повторений бледнеют условности света,

Размываются линии судеб, мельчает народ…

Примелькавшись в толпе королей неприметным валетом,

Не кружу по спирали, в трудах продвигаюсь вперёд.

Там, где дамы достали наружу интимные части,

Там, где дым коромыслом и пол, данный Богом, презрет,

Не стараюсь прибиться ни к власти, ни к масти, ни к касте.

Я — солдат на посту у рассудка — обычный валет.

И, когда сгинут так же легко и бесславно, как прежде,

Все невзрачные идолы царства обманутых грёз,

Ветерану любви, мне, краплёному правдой невежде,

Летописцу рассвета безумия хватит ли слёз?

Отворятся однажды приделы и рая и ада,

Чтоб колоде придать запредельный расклад бытия…

Но, какая меня будет ждать в этих кущах награда,

В эмпиреях, где «мы» снова будет важнее, чем «я»?

Катится яблоко…

Катится яблоко под ноги,

Август прохладен и пуст.

Хмеля душистые розбеги

Обняли розовый куст.

Сердце царапает тонкою

Болью ли, давней тоской,

Словно бы веткою ломкою

Под торопливой рукой.

Облако — пёрышком выпавшим

Из белых журавьих крыл…

Знаю душою вызревшей —

Ты только меня любил.

Под небесами

О, эти небеса! Роскошная фелонь!

Струится синий шёлк, расшитый звёздным светом.

Великий Млечный Путь холодный льёт огонь,

Рождённый так давно… И чиркают кометы

В провалах пустоты клинками серебра,

И кажется, что музыка вселенной

Настроена на лад покоя и добра

В гармонии своей проникновенной.

И голова моя, закинутая вверх,

Окутанная тьмою и туманом,

Как никогда пуста, а грудь — непрочный мех,

Наполнена томлением. Обманом

Вся жизнь моя была, иллюзией, и вот

Я вижу над собою ту реальность,

Где вечная душа полётами живёт,

Погружена в волшебную астральность.

И там, среди красот неведомых миров,

Скитаясь без волнения и цели,

Она сбирает мёд невиданных даров,

Очистившись в родительской купели.

Нега

Меня опутал кокон пледа,

Он по-верблюжьему колюч.

В непрочной яви полубреда

Скользнул в окошко лунный луч.

Замкнула ночь в свои объятья

Мой тихий сонный уголок,

Где контур сброшенного платья

Струит по стулу мягкий шёлк,

Где скатерть на столе белеет

Старинной кружевной канвой,

И где меня сознанье греет,

Что ты по-прежнему со мной.

В кружале дня

В кружале дня — коловорот огня,

У трясогузки с ласточкой раздоры.

Меня с землёю яблони роднят,

Да красные на грядках помидоры.

Вчера туман разлился ввечеру, —

Не видно звёзд, — к теплу и урожаю.

Малина зреет споро во бору,

А я малину шибко уважаю.

И где шумит Москва, в какой глуши?

Её мне сутолока неизвестна…

Пичужий хор распелся для души,

Которой здесь не скучно и не тесно.

Спущусь к воде, разнежусь на песке,

Где в заводи распластан лист кувшинки,

Держа дрожащий стебелёк в руке

Какой-нибудь неведомой былинки.

И, взором вновь скользя по облакам,

Не углубляясь в прожитые темы,

Я буду течь по жизни, как река,

А реки на Руси мудры и немы…

Прятки со смертью

Смерть на прятках сегодня «вода»,

У креста закосила глаз.

Умер друг, балагур и шкода,

Кто «осален» на этот раз.

Вот прошла, не заметив будто,

Растопырив свои персты…

Ну, хитра! Проступают смутно,

Но всё ближе её черты.

Что за жизнь, — за помином помин, —

Свадеб вроде бы не слыхать,

Лишь землица холмится вровень.

Здесь, на кладбище, благодать!

Выпить рюмку покрепче нешто?

Вдруг по запаху не найдёт

И зелёной дорожкой вешней

Не меня к кресту поведёт?!

А кого? Мне зачем таиться?

Необъятного не объять.

Коль на свет довелось родиться,

То приходится помирать.

ТАМ компания даже лучше,

И надёжней пристроен дух.

ТАМ Господь управдом, не случай,

И земля, говорят, как пух.

Небо занавесилось снегами

Небо занавесилось снегами

И отгородилось от земли.

Двигая неслышно «плавниками»,

Рыбы-люди плавают в пыли.

Снежною извёсткой обозначен,

Мост застыл дугою ледяной,