Холсты - [15]

Сам Христос омылся в той купели,

Где Креститель ждал его приход,

Иордана струи песню пели

И сиял роскошный небосвод…

Иерусалим стоит на Истре,

Как прообраз тех священных мест,

Где спустился Дух незримой искрой,

К тем, кого коснулся Божий перст.

На Крещенье — снежные сугробы…

Проруби дымятся на Руси

Исцеленьем от вражды и злобы.

Окунись и лик свой ороси,

Остуди желанья тесной плоти,

Где томится птицею душа,

И позволь ей, как Дарам в кивоте,

Хоть одно мгновенье, не спеша,

Отдохнуть в раздумчивом покое,

И прозреть, и сделать верный шаг…

Ведь для жизни самое простое

Нужно, если ты себе не враг!

В храме тихо звякают бутыли,

Да стекает струйками вода.

Небеса чертог свой отворили,

Только вышла первая звезда…

Лунными мазками

Лунными мазками

Тронет ветер рябь,

Мелкими шажками

Пробежится в зябь.

Озеру и полю

Под его волной

В сумрачной неволе

Не знаком покой.

В строгости картинной

Ясен каждый звук,

С тенью соловьиной

В небе белый круг…

В сумраке сонном

В сумраке сонном, в вялом рассвете, в дали седой

Вновь зародился, тих и бесцветен, день молодой.

Воздух недвижен, капли на елях — слёзы дождя,

Неба осколки в лужах зеркальных зябко дрожат.

Знак увяданья — рыжие листья пали в траву…

В думах осенних я увязаю, тем и живу.

Граем прощальным, тонко и нежно птицы кричат,

Бедному сердцу в вёсны тропинки нету назад.

Где-то дороги вьются за далью, манят меня,

Вот бы мне осень в сердце вселила силу огня!

Только безмолвно ветру кивают кроны берёз,

Да пробирает вечную душу, студит мороз.

Россия

На каждый век по две войны и смуты,

Да казнокрадов борзая толпа.

Стоит она, — раздета и разута, —

Как девка у позорного столпа.

Секло её то градом, то шрапнелью,

И надругалось всё ворьё подряд

Поодиночке или же артелью,

Ей поднеся забвенья терпкий яд.

Она пока ещё жива и дышит,

Но даже плакать не хватает сил.

Её подол крестом пурпурным вышит,

Тем, что Христос на казнь переносил.

Позвать на помощь, но кого? Ужели

И так не видно, что она в беде?

Её давно угодники отпели,

Мучителям же биться на Суде

В раскаянии, правда, запоздалом.

Да, все ответят за неё сполна,

Кто предал Русь свою хотя бы в малом,

Ведь нас вскормила именно она.

Так что же мы молчим, как будто в мире

Есть что-то, что бесчестия страшней?

Боимся, что «замочат» нас «в сортире»?

Иль с Родины всех выгонят взашей?

Но ведь и нам не миновать расплаты,

Нам, ставшим стадом блеющих овец,

Под чей трусливый хор была распята

Страна бессчётных каменных сердец!

Колыбельная для страны

Баю-бай, страна родная, баю-бай,

Ручки складывай и глазки закрывай.

Я спою тебе, страна моя, спою,

Ты во сне послушай песенку мою.

Вакханалия дневная замерла,

И река волнений в лету утекла.

Спи, страна, пускай тебе приснятся сны,

Что не алчны и не злы твои сыны.

Пусть приснится, что цветёшь в сиянье лет,

Что воров и шептунов в помине нет,

Что хранишь заветы предков, помнишь тех,

Кто пытался принести тебе успех.

Что детей своих любимых бережёшь,

Что клеймишь позором подлости и ложь,

Не смешишь народ кривляньем дураков,

Кто за деньги закопать тебя готов,

Что болеешь не хронической бедой,

Что взойдёт заря и завтра над тобой.

Баю-бай, страна советов, баю-бай,

Посоветуй нам, как возлюбить свой край,

Если видим мы не то, что говорят,

Много-много лет, столетия подряд,

И за смехом, что гремит со всех сторон,

Слышу стон я, слышу стон я, слышу стон…

Перед выбором

Клёна ветви леденелые

Простираются в окно,

Свищут ветры угорелые,

Днём на улице темно.

В перекрестье жизни с вечностью

Я стою перед стеклом,

Там, за ним, снегами меченый,

Тайной пропасти разлом.

Там, за ним, за краем времени,

За годами далека

Было мне стократ отмеряно

На грядущие века.

Что теперь молить и прятаться?

Неминучего конца

Будет боль внутри царапаться,

Будут виться у лица

Тени дорогие сродников,

И за кромкою миров —

Лица строгие угодников

С чашами святых даров.

А пока — нечётким абрисом

Я свой вижу силуэт

На окне с больничным адресом,

Зная, — смерти вовсе нет!

Реанимация

«Помни последняя своя — вовеки не согрешишь!» Сир. 7, 39

Между жизнью и смертью — на грани баланс не простой.

Всё пространство пронизано токами чутких приборов,

И душе неуютно в субстанции тела густой,

Посреди недомолвок и тихих вокруг разговоров.

А наследство её — только дым, незаметный для глаз,

А тревоги её — только с Богом грядущая встреча.

Всё проходит, ведь жизнь нам дана только раз, только раз.

Ну, а смерть ото всех неурядиц и промахов лечит…

Ей бы белое платье и в руку — бессмертник-цветок,

Ей бы круг очертить невесомым и призрачным танцем,

Но встаёт она чёрною тенью с косою у ног,

Словно нравится ей, когда люди ухода боятся.

Пожалеть бы её, худосочную данницу грёз,

Что не знает ни дня, ни минуты, ни мига покоя,

Но она пожалеет скорей, у неё всё всерьёз.

Вот, пришла и стоит, и твой облик немногого стоит.

Как назначено, так и отправишься правды искать, —

Воздаяние будет за всё, что моглось и умелось…

А пока ещё — трубки, приборы, уколы, кровать…

И отчаянной жажды дышать неуёмная смелость!

Я сегодня плачу по России

Я сегодня плачу по России,

Горько не от горького вина.

Не корёжу из себя Мессию,

Думаю, — а в чём моя вина?

Чувствую пространство под собою,

Как оно болит, и как темно

На земле, пронизанной враждою,

И худой, как старое рядно.

От хребта Уральского и дале