Холопка - [17]

Тут она — впервые! — услышала от него похвалу в свой адрес:

— Браво! Ты не безнадежна, холопка. У тебя довольно живое воображение.

— Оно позволило мне очень живо увидеть ту женщину, чей портрет выложен мозаикой в ручье, — сказала Раиска.

На это он никак не отозвался. Она встала с котелком в руках: Белка отступила от нее и решительно удалялась.

— Так куда девать посудину с молоком, Арсений Петрович? Пустить по воде корабликом? Тогда нужен парус. Да и лягушки, как пираты, могут атаковать.

— Принеси, — сказал он тоном человека, который не сомневается, что его повеление будет выполнено. — Обойди кругом пруда.

И она обошла, принесла ему посудину с молоком.

— Я позволяю тебе сесть в это кресло, — сказал он, вставая.

Молоко он стал аккуратно переливать в большую бутылку с завинчивающейся крышечкой, объяснив, что потом опустит это в ручей — там водица родниковая, холодная.

— Так что там насчет Гоголя Николая Васильевича толкуют конюхи и ключницы? Чем взволнована моя дворня?

— Это будет именно революция, — продолжала Раиска, удобно расположившись в кресле. — Люди перестанут смотреть по телевизору глупые сериалы про Санта-Барбару и про «богатых, которые плачут». Зачем эти выдуманные события и герои, зачем придуманные страсти, когда можно видеть то, что было на самом деле! Перед правдивостью жизни померкнет любое кино.

— Ты меня озадачиваешь, холопка, — признался он.

И хоть он сказал это шутливо, она видела, что произвела-таки на него нужное ей впечатление. Она могла быть удовлетворена, но этого ей было мало! Он еще не в полной мере уразумел, с кем имеет дело. Он еще не в полной мере ее оценил!

— Тогда я вас раскрутила бы, — сказала Раиска мечтательно. — Помните, как у Пушкина? «Воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает свиток». Всю вашу прошлую жизнь, как киноленту, я просмотрела бы… каким вас видели посторонние люди. Все ваши недостойные и бесчестные поступки, которые вы, наверняка, совершили…

— Я не много нагрешил, — отозвался он, отнюдь не сердясь. — Я вообще-то положительный. Ну, так… мелкие грешки. У кого их нет!

— У ангелов, — подсказала она.

— Разве что… А как называется та книга, из которой ты вычитала эти глупые, занятные идеи, и кто ее автор?

Раиска назвала ему и автора, и книгу обещала принести.

— Принеси, — сказал он. — Можешь прямо сейчас, а я пока попасу твою корову. Как ее по имени-отчеству?

— Она у нас молодая, можно просто по имени — Белка.

— Я присмотрю за нею. Она мне нравится.

— А как же ваше дворянское достоинство? — напомнила Раиска. — Разве оно не пострадает? Разве оно позволит вам быть у холопки в пастухах?

— Оно уже страдает от того, что я слушаю твои занятные бредни. Но ты разогнала мою тоску, благодарю.

17

Раиска за книгой не пошла. Подождет, не велик барин. Она была в ударе и свободно переходила от одной темы к другой. Рассказала ему и про ведическую цивилизацию, и про «Простую симфонию», и про Винченцо Филикайя, и стихи почитала…

Он не стал ее ни в чем уличать, но она не преминула просветить его и насчет иносказания во всяком истинно художественном произведении.

Беседа их шла вполне дружески, только в одном месте они запнулись.

— И все-таки, что за женщина изображена мозаикой на дне ручья? — спросила Раиска. — Это ваша жена?

— Ты поступаешь бестактно, — заметил он и нахмурился.

И вот, словно оттого, что он нахмурился, вдруг прогремел гром. Откуда взялась туча? Раиска встала, посмотрела на небо. Туча заходила как раз со стороны ее деревни.

— Ты не успеешь добежать до дому, — предостерег он.

— Успею! — беспечно отмахнулась Раиска, и опять села.

Он стал убирать под навес свои вещи: куртку, полотенце, обувь… тоже озабоченно оглядывался на небо.

— Я не сказала вам еще вот что, — продолжала Раиска. — Есть память и у природы… на молекулярном уровне. То есть, у воды, у травы, у этих листьев. Когда-нибудь люди научатся считывать и ее. Вот тогда всё, что происходило хоть бы здесь, в Яменнике, наши потомки могут просмотреть от начала до конца. Было ли здесь барское поместье, был ли сад, форель в ручье, конюшня с породистыми лошадьми. И даже то, что вот мы сидим и разговариваем, вы и я, тоже отражается в памяти этой воды в пруде. В листьях вот этой осинки и в иголках можжевельника… И как я доила для вас корову Белку, как вы швыряли котелок через пруд… Все наши поступки потом будут оценены нашими потомками и судимы ими по справедливости.

— Это ты тоже вычитала в той же книжке, несчастная холопка? — спросил он и опять оглянулся на приближающуюся тучу.

— Нет, в другой… Но того же автора.

— Ты меня заинтриговала. Иди сейчас же и принеси их мне.

— Я выполню ваше повеление только в том случае… — тут Раиска помолчала, не зная, как лучше выразиться, — в том только случае, если скажете, чей портрет вы камешками выложили в ручье.

Он сел на траву, спустив ноги к воде, ломал сухой прутик и кидал в воду. Лягушки громко перекликались от берега к берегу. Наступил тихий предгрозовой час.

— Почему так печальна эта женщина на портрете? — настойчиво спрашивала Раиска.

Он молчал.

— Это ваша жена? Отвечайте, когда вас спрашивают. Я не ради любопытства, мне это очень важно.