Холоп августейшего демократа - [27]

— Волоки их сюды! — манул рукой главный.

И тут стряслось полное замешательство. Бандитские кони заржали и стали шарахаться друг от друга, некоторые седоки, не удержавшись в седле, полетели наземь под копыта взбесившихся животных. Прозрачная дымка заволновалась и стала превращать­ся в самый настоящий непроницаемый туман, клубящийся, тан­цующий, он обволакивал разбойников и как бы всасывал в себя.

— Все из тумана, из тумана, суки! — заорал вожак и при­шпорил коня. — Девок в берлогу, в берлогу увози! — вылетев из предательского марева, заорал он опешившему от всего увиден­ного бандиту.

Из десятка конников на чистое, залитое невинным лунным светом место, вырвалось человек пять. Отдышавшись и успоко­ив коней, они с ужасом глядели на живое косматое нечто, клу­бившееся у скалы. У самой земли, где между туманом и уже рос­ной травой была неширокая, сантиметров тридцать, щель, что- то отчаянно трепыхалось. Атаман соскочил с лошади и, припав к земле, пополз к этому дышащему опасностью просвету. Зажа­тый в руке здоровенный сухой сук, который он подобрал где-то рядом, выглядел смешным и беспомощным, как хворостинка против медведя.

— Сар-мэн, Сар-мэн! — запричитали бандиты, пятясь на своих лошадях подальше от этой чертовщины. — Ты что, совсем сдурел? Назад!

Однако главарь уже подлетел к самой кромке белёсого мрака и, размахнувшись, что есть силы воткнул сук в бултыхающееся месиво и тут же он почувствовал, как кто-то с силой ухватился за палку. Тогда он резко дёрнул её на себя, после чего в подлунный мир вылетел, весь опутанный белыми, на глазах тающими ни­тями, колченогий бандит, минуту назад ворошивший угасающее кострище. Бедолагу душил кашель, и лицо его было словно из­мазано мелом.

Сар-мэн повалился на спину, со злостью глядя на этот непо­нятный туман, который не только отнял у него добычу, но и, ско­рее всего, погубил нескольких его людей. Страха не было, только злость и досада. И вдруг в эту секунду марево словно расступи­лось, из него вынырнула высокая статная женщина, она остано­вилась на границе своего мира и жестом, полным страсти, пома­нила его к себе. И тут словно какая-то неведомая сила потащила атамана вперёд, в эту страшную и обещающую наслаждение без­дну. Он закрыл глаза, словно во сне, поднялся на ноги и сделал первый шаг. А в голове вдруг зазвучал голос Макуты-бея, с кото­рым он и другие предводители разбойников недавно расстались: «. это страшное и тайное место, его бояться надо, там всякие заморочки могут быть. Шамбалка, Шамбалка...»

— Шамбалка, — произнёс Сар-мэн вслух и, очнувшись, на­конец увидел, что стоит у самой стены клубящегося тумана, гото­вого втащить его в своё ненасытное чрево. — Шамбала! — туман слегка отпрянул и замер. Атаман начал осторожно пятиться от этой источающей опасность невидали.

— Всё! Быстрее! Быстрее домой! — почему-то шёпотом за­кричал на бандитов Сар-мэн. — Таракана везти по очереди! — Он с опаской глянул на спасённого им сотоварища, потом на туман. — Всё, быстрее, я сказал! — поторопил своих вконец перепуганных нукеров вожак и первым рванул вверх по единственной каменис­той тропинке, ещё не окутанной белобрысым месивом.

9

Енох Минович всё же не послушался совета своих вконец разгулявшихся коллег. Забрав с собой ту самую показавшуюся ему похожей на студентку проститутку и растолкав уже заснув­шего Берию, он велел ехать домой.

— Шеф, моё дело маленькое, я, конечно, отвезть могу, мне не боязно, я уже раза два как у разбойников в плену прохлаждался, только вы уж письменно напишите, что сами приказали мне ехати, а письмишко это здеся кому-нибудь из своих коллегов оставьте.

— Это ещё с какой стати? Тебе что, хамло, недостаточно мое­го устного приказа? До чего же в вас эту казёнщину вбили, фор­малист поганый! — наместник Наместника слегка покачивался. Хмель, как и во все времена, делал свою извечную работу — представлял истинное нутро человека, надёжно скрываемое от посторонних глаз трезвыми приличиями. — И ты тоже что ли бо­ишься? — обратился Енох к стоящей рядом девице. — Как тебя, кстати, звать-величать?

— Боюсь я только без предохранительного щитка клиентов в себя пускать, а зовусь я Эрмитадорой Гопс! — довольно-таки приятным голосом произнесла девушка, с любопытством рас­сматривая своего нового клиента-ухажёра. — Ты, видать, или придурок, или уж больно отчаянный! А мужику бумажку напи­ши, положено у них так. Что до меня, так я отчаянных люблю, сама такая, так что не прогадал ты, выбрав меня, — добавила жрица свободы профессионально-игривым тоном.

Не успел Енох ей ответить, как Берия молча положил на ка­пот машины ключи и кожаный мешочек с документами.

— Вы это уж. тогда уж без меня и поезжайте, коли писать приказа не будете!

— Что?! — взревел Енох. — Да я тебя в бараний рог согну, скотина, ты у меня с каторги не вылезешь! Кому перечить взду­мал?!

— Енох Минович! Енох Минович! Погодите-ка водилу турзучить! — бежал к ним от крыльца запыхавшийся Иванов, — вот тут-с бумажица гербовая и текстик уже набранный загодя, шаблончик, так сказать. Вы только фамилию своего строптивца впишите, удо­стоверьте всё росписью и личной печатью. Ничего не поделаешь, формальность! Строжайший запрет не только Генерал-Наместника, но и вердикт с самого верху: все ночные поездки только с письмен­ного приказа. Это одна сторона, так сказать, а другая — ежели вы угодите в лапы к супостатам, то водитель ваш выкупаться будет за ваш кошт, а не за государевы, так сказать, денежки. Вот такие дела! Пишите, пишите, другого пути всё одно нет. Помилуйте, любезный, да вы ещё и девицу решили с собой захватить? — добавил Маодзедунович, всплеснув руками.