Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!» - [21]

«После того, как русский народ в мировой войне и революции потерял свою внутреннюю силу, особенно когда рухнула государственная власть, основанная на грубом терроре, живущие на границах бывшей России народы потребовали сбросить со своих плеч великорусское ярмо. Повезло только народам, живущим на западе. Мы не удивляемся, что оставшиеся верными своей исторической традиции грабителей русские, что под царским, что под коммунистическим правлением мечтают о грабеже накопленного другими народами богатства, как и о закабалении других народов».

«Ситуация такова — есть латыши — законные хозяева этой земли, и есть все остальные — нелатыши, которым здесь не следует находиться; но международные космополитические силы в своих интересах, не считаясь с интересами латышей, требуют признать их „права“ жить на латышской земле и наслаждаться равными правами с основной нацией». А это уже 2001 год — сочинение юного Виктора Бирзе, учащегося отделения керамики Лиепайского колледжа прикладного искусства. В дальнейшем он прославится не художественными плошками и горшками, а созданием «Объединения национальной силы» — про подобные организации вы уже прочли выше, только они существовали в двадцатые годы прошлого века. Еще Бирзе со своими национально-силовыми единомышленниками скандально пропиарится через несколько лет, выпустив почтовые конверты с портретом «великого латышского летчика» капитана Герберта Цукурса.

В выступлении в 1926 году одного из фюреров Латвийского Национального Клуба господина Бриедиса все вражеские силы, угрожающие национальным идеалам, слились воедино:

«Болезни, голод, чума не уносят столько жертв, сколько социализм, или, иначе, коммунизм. Мы видим, что во владениях коммунистов хорошо только до тех пор, пока есть что грабить. Где властвует коммунизм, там стоят во главе преступники и жиды. Царящий сейчас в России коммунизм только потому удерживается у власти, что там темные народные массы». Досталось, как видите, всем — и темным русским, и коммунистам, и проклятым евреям.

Весна 1927 года для национал-активистов выдалась особенно хлопотной, хотя начало ее не предвещало никаких особенных событий. Как водится, 28 марта отгуляли свой праздник — День пропаганды идеи национальной диктатуры (жалко, что нынешние национальные патриоты Латвии забыли эту дату, удовлетворяясь всего лишь ежегодным шествием бывших латышских эсэсовцев и их юных последователей 16 марта). Но уже в конце апреля для активистов наступила страдная пора — в Сейме был поставлен на обсуждение важнейший вопрос — о внесении дополнений и изменений в закон Латвийской Республики о подданстве.

Суть дела заключалась в следующем. После Первой мировой войны и кровопролитной Гражданской войны в России здесь, в Латвии, осело довольно много эмигрантов оттуда — белых офицеров, представителей бывших власть имущих классов, интеллигенции. Немало этих людей обращалось за получением латвийского гражданства, решив для себя навсегда связать остаток жизни с бывшими Лифляндской и Курляндской губерниями Российской империи, а ныне независимой Латвийской Республикой. Среди искавших латвийского подданства было достаточно много и евреев, живших здесь до мировой войны и испытавших на своей шкуре все тяготы эвакуации из прифронтовой полосы во время отчаянного немецкого наступления весной и летом 1915 года, а также мытарства и погромы в кипевшей междоусобной бойней России. Одни сумели вернуться домой, в Латвию, кого-то сюда занес смерч эмиграции.

Однако получение вожделенных паспортов было затруднено всевозможными бюрократическими проволочками, а кроме того, и несовершенством закона о подданстве.

И вот по настоянию левых депутатов в конце апреля Сейм приступил к слушанию вопроса о внесении дополнений и изменений в Закон о подданстве от 1919 года.

Какая же тут поднялась шумная кампания протестов, все патриоты словно с цепи сорвались, и казалось, что с принятием предложенных социал-демократами поправок наступит конец света и всей латышской нации. Депутат Юрашевский, который в своем безоглядном патриотизме дошел до того, что, будучи одно время министром внутренних дел, общался с русскими просителями только через переводчика, хотя закончил в свое время Санкт-Петербургский институт инженеров путей сообщения (боже, как нынешним русским в Латвии знаком этот тип чиновников!). С пеной у рта кричал он в Сейме, что предложенные левыми изменения в законе приведут к массовому заезду в Латвию евреев.

— 250 000 человек! Двести пятьдесят тысяч, подумайте только, господа, жидов ринутся в Латвию! — заходясь в праведном гневе, восклицал г-н Юрашевский на заседании Сейма. — Что будет с латышским народом, как прокормит такую ораву латышский крестьянин?

Трудно объяснить, почему в расчетах этого парламентария присутствовала такая цифра — 250 000, немедленно подхваченная всей националистической прессой, а не, допустим, двадцать тысяч или два миллиона.

Не мог, разумеется, оставаться в стороне и Латвийский Национальный Клуб, в то время уже переименованный и называвшийся Латвийским союзом активных националистов, сокращённо — ЛАНС. С самого начала прений в Сейме борцы за чистоту нации широко и недвусмысленно освещали бурное течение парламентских дебатов в своих изданиях.