Холодный город - [23]

Даже торжествовавшая свою победу техника, которая сыграла такую решающую роль в исходе великой войны, как-то ничем не проявила себя в Европе.

Чувствовалось такое утомление, такая прострация вследствие перегрузки работы нервов, что народи Европы прежде всего жаждали покоя, тишины, как колоссальный коллективный неврастеник, помещенный в великий санаторий «Жизнь».

Мало-помалу, с забвением ужасов прошлого, Европа невольно присоединилась к Америке, которой как более здоровой и сильной духом, естественно, предстояло занять трудную, но вместе с тем и почетную роль руководительницы мира.

Кроме такого временного ослабления духовной мощи Европы и ее некоторой отсталости, когда жизнь, никого не дожидаясь, продолжала, все ускоряя, свой бег, пышному, почти сказочному расцвету Америки много способствовала и другая причина.

Эта причина заключается в том, что не было препятствий для развития пытливого в своих исканиях и стремлениях духа человека, который закалялся в борьбе за существование, и в атмосфере свободы человеческой личности черпал новые силы и достигал великих возможностей.

Справедливость требует указать еще и на другую причину, пожалуй, не менее важную, — это колоссальный поток золота, принесенный народами Европы в Америку за военные заказы во время великой войны.

Военные заказы дали работу массе безработных, создали новые отрасли промышленности, подняли благосостояние страны, обеспечив принесенным золотом для каждого минимум жизненных благ и человеческого, а не скотоподобного, существования.

Как будто по неизбежному, таинственному в основах своих, закону о справедливости и возмездии в Америку вернулся тот «Золотой гольфстрем», который со времени завоевания Мексики испанцами понесся к берегам Европы.

И это золото, создав несколько новых миллиардеров, способствовало открытию целого ряда научных институтов и экспериментальных лабораторий, грандиозно оборудованных и поставленных согласно последнему слову науки.

В этих научных учреждениях шла упорная настойчивая работа выдающихся ученых, которые изучали еще непонятные явления и разгадывали тайны все еще сопротивляющейся человеку природы…

Профессор как-то внезапно оборвал свою своеобразную лекцию и торопливо сказал Комову, показывая длинные желтые зубы.

— Мне не удалось окончить, сейчас будет город Эдисон, куда я еду, — и он быстро направился к выходу.

Действительно, через несколько минут поезд внезапно остановился и помчался затем с прежней быстротой в надвигавшуюся тьму знойного вечера.

Комова укачивало от быстрой езды, и он невольно погрузился в какую-то дремоту с милыми сновидениями, в которых участвовала Чарская и ласково кивала ему головой.

А поезд электрической железной дороги продолжал «пожирать пространство» и приближать волновавшее его свиданье.

VI. В Бостонском парке

Комов отправился на утреннюю прогулку в самом радостном настроений. Еще бы! Сегодня ему предстояло свидание с Чарской.

Он зашел в кафе, сплошь убранное тропическими растениями. По стенам висели огромные зеркала, которые увеличивали число деревьев и создавали иллюзию тропического леса.

Просмотрев газеты и журналы, Комов повернулся, чтобы переложить их на соседний свободный столик.

Из-под пальмы на него смотрело раскрасневшееся от жары лицо с растрепанной бородкой и густыми волосами, которые разметались в поэтическом беспорядке.

— Да ведь это я сам, — сказал он себе, рассмеявшись. — И в таком виде я хотел отправиться на свидание! Хорош бы я был. Нет, я в Америке, надо быть американцем, а то меня примут за «адамита». Итак, долой волосы и бороду.

Комов быстро отыскал парикмахерскую, где его встретили шумно и весело.

— Кто это? Раскаявшийся адамит, — раздался ряд игривых замечаний.

На лице Комова по-прежнему играла добродушная улыбка.

— Будьте добры, сэр, — несмело обратился он к мастеру.

— Через две минуты вы не узнаете себя, — был краткий ответ, и его разложили на каком-то высоком операционном столе.

— Пусть со мной делают, что нужно, — подумал Комов и дался в руки оператора.

Голову его смочили сначала какой-то освежающей жидкостью, затем по ней быстро забегал валик с ножами, которые косили волосы, как траву на газоне.

— Закройте глаза и рот, — приказали Комову, и поворотом стола окунули голову в шипящую пену. Он почувствовал шуршание нескольких безопасных бритв. Затем голова его очутилась под душем и сильной струей воздуха, которая мгновенно высушила ее.

— Готово, сэр, — весело произнес оператор.

— Вот так штука! Что бы сказала моя покойная бабушка, — вырвалось у Комова, когда он снова увидел себя в зеркало.

— А как будто легче голове стало, — признался он.

Вернувшись в отель, Комов переоделся в новый, более изящный костюм «Фриго» и, немного отчего-то волнуясь, вызвал Чарскую по радиофону.

— Это вы, мистер Комов, — приветливо говорила она, — вы не забыли, что мы хотели встретиться сегодня, я очень рада. Приезжайте.

— Я сейчас же прилечу к вам, — ответил радостно Комов.

— Лететь не советую, у меня нет площадки для аэро. Ведь я живу очень скромно. Лучше отправляйтесь подвесной дорогой до линии М.

— Отлично, — крикнул он и через минуту уже выходил из отеля.