Холодный город - [12]

Процесс испарения жидкости и связанного с этим охлаждения продолжался около 3–5 дней, после чего надо было отдавать костюм для нового импрегнирования, по особому абонементу.

Комов быстро переоделся в новый костюм и сразу почувствовал значительное облегчение. Свой старый костюм он просил доставить в отель «Виктория», где был заказан им на ночь номер.

Когда он по самодвижущемуся тротуару достиг «Авеню Инженеров», его внимание привлекла странная группа каких-то дикарей, которых сопровождали полисмены.

Опять Комова поразило необычайное зрелище: с одной стороны «чудеса техники», а с другой — дикари в центре города.

— Это «адамиты»,[6] — ответили ему на его вопрос. Но слово «адамиты» ничего не говорило Комову, и только дня через два он узнал о них следующие интересные подробности.

«Адамиты» — первобытные люди, «новые дикари», получили свое название от имени первого легендарного человека Адама, обитавшего в земном раю. Уже в одном названии сказалась тоска, неудовлетворенность человека, его искания далекого манящего рая.

Причина этого широко развившегося движения была в том, что внутренняя жизнь человека не отвечала быстрым изменениям внешней жизни, со всеми ее завоеваниями техники… Человек, в развитии своих душевных способностей, отстал и оторвался от безостановочного бездушного шествия жизни и его потянуло назад к примитиву, где все было понятно и просто. Он захотел отдохнуть от этой спешки жизни, не находя в ней удовлетворения и забвения.

И вот из Европы проникло в Америку новое течение — бежать к природе от культуры, от всех усовершенствований техники, стать здоровым дикарем.

Проповедником этого учения приближения к природе был немецкий ученый Госсман, который положил начало обществу «Naturmenschen» — людей природы.

Человек, решивший стать для здоровья тела и духа дикарем, выходил за город, отрясал прах от ног своих, оставлял все, что создала культура, воротнички, ботинки, белье, и начинал новую жизнь, добывая себе пропитание собиранием плодов, кореньев и охотой.

Понятно, что многие не выдерживали и умирали или возвращались обратно в город; но число последователей этой проповеди оздоровления и спасения от культуры все увеличивалось и создало много хлопот правительству, так как «новые дикари», живя в землянках и шалашах, прикрытые шкурами, понятно, не платили налогов, не исполняли общеобязательного прохождения военной службы (2 месяца в год), подрывали этим основы государственности, государственной религии и нравственности.

Через несколько десятков лет одичавшие люди образовали маленькие «государства внутри государства», самого беспокойного буйного характера. Постоянно можно было наблюдать, как по городу проводили нескольких загорелых «новых дикарей», обросших волосами, со слабым намеком на одежду.

Эти дикари энергично жестикулировали, издавали странные гортанные звуки, набрасывались на полисменов, кусались, отбивались, но все-таки их доставляли в суд, где они обвинялись в том, что они забрались в фруктовый сад и причинили убытки, поломав деревья, или похитили с фермы кур и баранов. Судьи были поставлены в затруднительное положение, так как новые дикари образовали какой-то новый язык, которого судьи не знали, и на все вопросы только грозили кулаками и порывались бежать. Почти под каждым городом образовалась такая колония интернированных приверженцев к природе, которые при первой же возможности убегали из-под стражи.

Ученые объясняли это явление массовым психозом, болезнью века, когда, разочаровавшись в культуре, в способности ее устроить лучшее будущее, люди бросались в другую крайность — искали забвения в близости к природе.

Во всяком случае эти новые дикари были ярким протестом против многих противоречий жизни в развитии ее внутренней и внешней сторон и как бы зарождали сомнение в том, что блага культуры, выражавшиеся, главным образом, в успехах техники, приблизят лучшее будущее, «золотой век человечества».

Прежде всего можно было констатировать, что человек не стал сильнее физически от благ культуры, а постоянно прибегал к искусственным возбудителям своей деятельности, лишившись душевного покоя, крепкого сна и многих радостей здорового нормального человека.

Действительно, во всех больших городах от шума трамваев, подвесных дорог, авто и аэро, от звонков радиофона, криков фонореклам и прочих шумов и гулов большого города образовалась особая болезнь — «болезнь города», которая выражалась в повышенной чувствительности, нервозности, ускоренной пульсации крови и уменьшения объема легких, как от отравленного городского воздуха, так и от неудобного, стесняющего костюма.

Комов провел несколько часов среди уличной сутолоки и почувствовал себя разбитым и смертельно усталым, — так на него, привыкшего к простору и тишине степи, подействовала жизнь большого города.

Вагончик подвесной дороги быстро доставил его в отель «Виктория», откуда он сказал по радиофону на станцию поездов молний, чтобы прислали его вещи, а в книжный магазин — относительно книг Хэда и профессора Вильямса.

Отель «Виктория» представлял собой громадное здание высотою около 100 метров с массой небольших окон, что несколько поразило Комова. Из роскошного просторного вестибюля он прошел в читальный зал с газетами и журналами всего мира. Зал ресторана также поражал своими большими размерами и роскошью отделки, впрочем, не совсем художественного вкуса.