Порой человек видит не то, что вокруг, а к чему у него есть настрой. До этого разговора кидались ему в глаза одни красоты. Но когда возвращались к машине, он вдруг задержал взгляд на музыканте, игравшем на аккордеоне какую-то печальную мелодию. Стоял он в туннельном переходе под дорогой, где было сумрачно и холодно, — сквозило, как в трубе, — и Александру все казалось, что музыкант не сжимается над своим аккордеоном в такт музыке, а просто ежится от холода.
У выхода из того же туннеля они едва не запнулись за вытянутые поперек тротуара длинные ноги какого-то немытого и нечесаного парня, сидевшего у стены. Парень сидел с закрытыми глазами и, похоже, спал, но небольшую картонку с какой-то надписью держал крепко. Александр не наклонился, чтобы прочесть надпись: не любил алкашей.
— Там написано «Я голоден», — сказал Вальтер таким тоном, будто он все тут заранее знал. И добавил с мстительной иронией: — Вы ведь только и думаете, что о других, отдайте же ему свои деньги.
Александр оглянулся: парень был явно не в себе, не алкаш, так наркоман. Но назло Вальтеру захотелось бросить парню хотя бы одну марку. Он вернулся, но ни кружки, ни шапки рядом с парнем не нашел. Подумав, положил белую монету на острое обтянутое серой грязной брючиной колено и пошел прочь. Сзади кто-то засмеялся, но он не оглянулся. Он не чувствовал никакого удовлетворения от этой милостыни, ему почему-то было стыдно.
Когда проезжали через привокзальную площадь, Александр увидел на стене размашистую надпись: «Nur Banken sind frei!» — «Только банки свободны!» Сказал о ней Вальтеру. Тот мотнул головой в сторону, но ничего не ответил. И Александр не знал, что еще сказать. Надпись была, по его мнению, донельзя правильной, он искал в душе своей какой-либо отклик и ничего не находил. Пусто было в душе. Чужая боль не болит? Он оглянулся, но надписи уже не увидел: ее заслонил угол соседнего дома.
Обратно ехали так же быстро, не ехали — летели.
— Хотите посмотреть, как я живу? — спросил Вальтер, когда за обочиной промелькнул большой трафарет — «Oldenburg».
— С удовольствием.
— Только заеду, куплю молока к чаю.
— Молоко — это хорошо, — сказал Александр. Стакан молока — было как раз то, чего ему сейчас больше всего хотелось.
Рыжий «фольксваген» подкатил к небольшому магазинчику с единственной витриной, заваленной всякой всячиной. Через минуту Вальтер принес две крохотные, граммов по пятьдесят в каждой, бутылочки с молоком, кинул их в ящичек под приборной доской. А еще через несколько минут «фольксваген» остановился возле невысокого зеленого заборчика. От калитки к дому вела асфальтовая дорожка. Дом был одноэтажный, но довольно большой; на зеленый лужок глядели несколько широких безрамных окон.
Внутри дом показался Александру еще больше: прихожая, кухня, кабинет, спальня, комната для гостей, просторная гостиная с диваном, камином, телевизором, всякими радио-видео. А посередине — просторный вестибюль, что ли? — Александр не знал, как и назвать, — служивший столовой. Как у Луизы. Только здесь было широкое окно во всю стену и стеклянная дверь. Создавалось впечатление, что зеленый лужок там, за стеклом, был продолжением зеленого паласа здесь.
— С кем вы тут живете? — спросил он, оглядываясь вокруг.
— Один.
— Один? Зачем одному столько?.. Ах да, — догадался он. — Жениться, наверное, собираетесь?
— Пока не собираюсь.
— Ну от невест, наверное, у вас отбоя нет.
Вальтер пожал плечами и ничего не ответил.
— А где вы работаете? — только теперь догадался спросить он. И подумал, что в Москве спросил бы иначе: «Кем вы работаете?» Потому что у нас чаще всего от профессии заработки, а не от места работы.
— В банке.
— И вы в банке?!
Вальтер опять ничего не ответил. Он умел игнорировать вопросы, на которые не хотел отвечать. И ни один мускул не вздрагивал на его лице, словно никто ни о чем не спрашивал. Так не умел никто из множества знакомых Александра, даже Луиза не умела, не говоря уж о Катрин.
Разговор не клеился. Они пили чай, чуть-чуть забеливая его молоком, ели холодный пирог, испеченный, по-видимому, одной из приходящих невест Вальтера, и молчали.
Затрещал телефон. Вальтер взял трубку, ответил кому-то холодно и односложно.
— Катрин звонила, — сказал он через минуту.
— Вы ее знаете?!
— Я сказал, что вы у меня. Она сейчас приедет.
С Катрин, конечно, будет веселей, но пока тоже надо было о чем-то разговаривать. Его угнетала эта огромная квартира на одного. Все казалось, что там, в комнатах, еще кто-то есть. Он со своей донельзя ужатой планировщиками трехкомнатной квартирой в стандартном доме казался себе заморышем, которому остается только глядеть в рот этому «банкиру». Но унижаться не хотелось, хорохориться по принципу «у советских собственная гордость» тоже не хотелось, и он не знал, как себя вести. Еще несколько минут назад можно было поблагодарить за внимание и попросить подбросить куда-нибудь к центру, откуда он нашел бы дорогу домой. Но теперь приходилось сидеть и ждать Катрин.
— Вы, наверное, очень богатый человек? — спросил Александр, решив наплевать на приличия и спрашивать, что пожелается.
