Холодный апрель - [119]

Над замком вспорхнула белая ракета. Обледенелое поле заискрилось тысячами зайчиков. Едва эта ракета погасла, как взлетела другая, красная, и словно залила кровью белый простор. Ракеты взлетали одна за другой — зеленая, желтая, снова красная, — и непонятно было, какой смысл в этом фейерверке.

А пулеметы все не стреляли. Каждый раз, как гасла очередная ракета, солдаты вскакивали и бежали в темноте, сколько могли, стараясь подтащить громкоговорители как можно ближе. Потом солдаты отбежали в сторону, оставив старшего лейтенанта одного, спрятавшегося в неглубокой выбоине, где нельзя было даже встать на колени, чтобы не обнаружить себя.

Подключив микрофон, Карманов спрятал его за пазуху и стал ждать, когда немцы прекратят бросать ракеты. Он лежал на спине и глядел в небо. Низко висели звезды, одни дрожали в своей вышине, словно вот-вот готовы были сорваться, другие светили ровно и сильно. Великая тишь ощутимо заполняла пространство, не было слышно даже отдаленного грохота орудий, видно, фронт ушел далеко. На востоке светлело небо. Но это не было заревом пожара. Всходила луна.

А ракеты все вспархивали, взлетали беззвучно, трепыхались в вышине и падали подбитыми птицами. Хлопки ракетниц доносились глухими, почти не слышными.

— Ахтунг! Ахтунг! — потеряв терпение, сказал Карманов в микрофон и замер, прислушиваясь.

Ракеты, словно испугавшись, сразу погасли, и тьма схлопнулась над головой, густая, непроницаемая.

Он привстал, сел поудобнее и поднес микрофон к губам.

— Ахтунг! Ахтунг! Дойче зольдатен!

Неторопливо и спокойно он говорил о том, что русские армии ушли далеко вперед и сопротивление окруженных бессмысленно, говорил уверенно, заученно, как говорил уже много раз.

— …Единственное, что может спасти вам жизнь, — это сдача в плен. Не надейтесь на чудо-оружие, обещанное Гитлером. Гитлер обманывает вас, как обманывал много раз прежде. «Я столько раз в своей жизни был пророком», — говорил Гитлер. Немецкие солдаты! Вам хорошо известны эти слова Гитлера. Что ж, возьмите и проверьте: оправдалось ли хоть одно его «пророчество»?..

Дальше можно было говорить, даже и не думая, поскольку это было из листовки, которую он знал наизусть.

— В октябре сорок первого Гитлер пророчествовал: «Сегодня я могу сказать, что противник сломлен и никогда уже не поднимется». Красная Армия ответила «пророку» зимней битвой под Москвой. Потребуйте от фюрера отчета: сколько немцев погубил он под Москвой? В сентябре сорок второго года Гитлер говорил: «Мы ворвались в Сталинград, и никто не сдвинет нас с этого места». Красная Армия ответила «пророку» окружением и уничтожением шестой немецкой армии под Сталинградом. Потребуйте от фюрера ответа: сколько сгубил он немцев под Сталинградом?..

Старший лейтенант замолк, и сразу же, словно спохватившись, взлетели ракеты. Простучал пулемет, мельтешащие трассы скользнули высоко над полем, снова удивив такой неумелой стрельбой наугад. И опять все затихло.

— …О своих союзниках Гитлер пророчествовал: «Все надежды наших врагов, рассчитывающих разрушить наш союз, являются безумием». «Союзники» Гитлера ответили «пророку» тем, что один за другим порвали с ним, чтобы спасти себя от катастрофы. Так выглядят гитлеровские «пророчества» и действительные факты. У Гитлера что ни слово — то ложь. Таков фюрер. Солдаты! Миллионы немцев, которые верили этому банкроту, погибли понапрасну. Так погибнете и вы, если будете верить ему…

Всплеснулась белая ракета, а затем еще и еще, ярко осветив весь этот громадный треугольник — замок — лес — окраинные дома городка. И пулемет вдруг начал бить точно, прицельно. Хлесткие шлепки пуль прошлись совсем близко. В следующий миг Карманову показалось, что его ударили по руке, по боку. Он упал в спасительную выбоинку, подумав сначала, что камнем ударило или куском льда, отколотым пулей. Но тут же почувствовал горячую мокроту в рукаве.

— Эй! — крикнул лежавшим неподалеку солдатам. — Ползите сюда, меня вроде бы ранило!

— Если не уверены, значит, не ранило, — отозвался спокойный голос.

— Отчего ж горячо-то?

— Мало ли отчего бывает горячо, — засмеялся тот же солдат. И спохватился. — Мы сейчас, сейчас мы…

Карманов терпеливо ждал, стыдясь позвать еще раз — вдруг ранение пустяковое, — и смотрел в небо. Над лесом горело, расползалось бледное зарево лунного восхода.

Зревшее над лесом зарево медленно выдавило в блеклое небо багровый сгусток луны. Тимонин выругался: темноты, на которую он рассчитывал, не предвиделось. Правда, и ракеты могли превратить ночь в день, но они загораются и гаснут. А луна!.. Все равно что днем атаковать, — те же потери.

— Где там этот, Штробель? — спросил он, обернувшись к Соснину.

Как он и думал, агитпередача только переполошила немцев, — вон какой огонь открыли, закидали ракетами. Теперь офицеры не заснут, убоявшись, что солдаты будут слушать пропаганду, теперь уж не удастся незаметно подобраться к стенам.

— Не видать пока, — ответил Соснин.

— Надо разыскать.

Но тут он как раз и пришел, сам пришел, словно почувствовал, что долгое отсутствие беспокоит комбата. Темная фигура вынырнула из-за дома, заставив насторожиться.