Холодные сердца - [4]

Она поочередно посмотрела на каждого ребенка и улыбнулась своей неповторимой улыбкой. Лорелея провела рукой по волосам Риза и убрала их со лба.

– Мои прекрасные дети, – снова повторила она; ее слова были обращены ко всем ее детям, но любящий взгляд дольше всех задержался на последнем, самом младшем ребенке.

Риз при рождении весил меньше всех младенцев Лорелеи. Мэган и Бетан родились крупными – больше четырех килограммов. Из близнецов Рори появился на свет первым и весил почти три килограмма. А затем, как часто рассказывала мать, выскочил бедняжка Риз, который больше походил на общипанного перепела и весил меньше двух килограммов. Синий и сморщенный, он едва мог дышать самостоятельно. Медсестры положили его под лампы, чтобы «слегка подрумянить», любила повторять Лорелея, и заявили, что домой его можно будет выписать только спустя долгих три дня.

Лорелея по-прежнему беспокоилась о нем больше, чем о других детях. В свои шесть Риз был меньше ростом, чем Рори, и гораздо мельче, чем большинство детишек в его классе. С бледным лицом, склонностью к простудам и частыми проблемами с животом. На людях он всегда намертво вцеплялся в мать, вопил, как младенец, если у него что-то болело, и еще, в отличие от Рори, ему не нравилось играть с другими детьми. Он выглядел счастливым, только когда находился дома и по одну руку от него сидел брат, а по другую – мама. Мэган не знала, что с ним делать. Порой ей хотелось, чтобы он никогда не появлялся на свет. И иногда она действительно думала, что им всем гораздо лучше жилось бы без него. Он явно был не от мира сего. Все Берды были интересными, общительными, яркими и обожали подурачиться. Риз просто деморализовал их и тянул ко дну это оптимистичное семейство.

Мэган неосознанно сжала в кулаке золотистую фольгу, которую только что сняла с большого яйца, обнаруженного ею на вишневом дереве, и слегка подпрыгнула, когда мать хлопнула ее по руке.

– Фольга! – воскликнула Лорелея. – Фольга!

Девочка тут же разжала кулак, и фольга упала, а мать с улыбкой подняла помятую бумажку.

– Спасибо, дорогая, – ласково произнесла она. Ее взгляд снова упал на фольгу, и она промолвила: – Ты только посмотри, она такая красивая, блестящая и такая… радостная.

Пасхальные праздники тянулись еще неделю. Аномальная жара продолжалась, и дети Бердов забегали в дом, только чтобы попить лимонад, схватить ломтики хлеба с маслом или же если отчаянно хотели в туалет.

К ним периодически заходили друзья; в один из дней они ездили на пляж в Уэстон-сьюпер-Мэр, а в последние праздничные выходные к ним в гости приехала сестра Лорелеи, Пандора, с двумя своими сыновьями-подростками. Папа наполнил детский бассейн, а взрослые пили пиммс[6], и в их стаканах весело подпрыгивали кубики льда в форме фруктов. Кузен Мэган Том исполнял на облепленной наклейками гитаре песни Дэвида Боуи. Рори проткнул палкой бассейн, и вода из него хлынула главным образом на лужайку, изрядно затопив ее. На что папа сказал:

– Ну что ж, так тому и быть.

Лорелея сгребла в охапку то, что осталось от проколотого бассейна, и, словно раненого ребенка, понесла его в гараж, бормоча:

– Папа все починит.

А отец ответил:

– Мы оба знаем, что папа не сможет его починить. Я понятия не имею, как ремонтировать детские бассейны, и я до сих пор не починил тот, который они продырявили в прошлом году.

Лорелея улыбнулась и через сад послала ему воздушный поцелуй.

Папа вздохнул и произнес:

– Отлично. Теперь в нашем гараже обосновались три проколотых лягушатника. Это не дом, а какая-то свалка. – И закатил глаза.

Пандора улыбнулась и добавила:

– Она совсем как наш папа. Никогда ничего не выбрасывает.

Бен, второй кузен Мэган, с улыбкой попросил мать:

– Расскажи еще раз, что собирала Лорелея, когда была ребенком.

Пандора нахмурилась, а потом улыбнулась:

– Осенние листочки. Кольца для открывания банок. Бирки от новой одежды. Корешки от билетов в кино. Серебристую фольгу из пачек маминых сигарет.

– И волосы! – радостно воскликнул Бен. – Не забывай про волосы!

– Да, – согласилась Пандора. – В нашей семье время от времени кто-то стригся, и Лорелея просила не выбрасывать волосы. У нее под кроватью хранилась сумка, набитая волосами. Надо сказать, это было ужасно.

Взрослые и подростки смеялись, а Мэган с любопытством смотрела на них. Они говорили об этом и раньше, точнее, всякий раз, когда собирались вместе, но каждый раз, когда девочка слышала, как и что они говорили о ее маме, это звучало по-разному. Чем старше она становилась, тем находила эти байки менее забавными, даже, скорее, странными. Потому что сейчас ей было столько же лет, сколько было и ее маме, когда она собирала все эти странные детские коллекции. Мэган совершенно не могла себе представить, что сама может собирать старые волосы, для нее это было сродни тому, чтобы просить разрешения пойти в школу в субботу.

– Это вы надо мной смеетесь? – добродушно поинтересовалась ее мать, вернувшись из гаража.

– Нет-нет! Что ты! Какой смех! – воскликнул Бен. – Совсем нет. Мы просто по-доброму вспоминали тебя.

– Гм, – буркнула Лорелея, вытирая влажные руки о свою длинную джинсовую юбку. – Меня терзают смутные сомнения, что это далеко от истины. – Потом она подняла руки вверх, демонстрируя небритые подмышки с пышными каштановыми кудрями, и заявила: – Посмотрите на небо. Просто взгляните на него. На его синеву. У меня возникает желание зачерпнуть оттуда горсть и положить себе в карман.