Холодные дни - [165]

И теперь он им стал.

Наступило время, когда никакие часы или дни переговоров не изменят ход событий: когда люди твердо преданы чему-то, их действия диктует необходимость ситуации, созданная их выбором. Хват всем своим существом верил в Лилию, и будет сражаться насмерть, защищая ее. Что бы я ни сказал, этого не изменить. Я видел это на его лице.

– Вернись назад, – сказал он.

– Не могу. Отойди в сторону.

– Не могу.

– Значит, будет так? – сказал я.

Хват выдохнул. Потом кивнул.

– Да.

И впервые за десятилетие Зимний Рыцарь и Летний Рыцарь начали войну.

Хват метнул столб чистого Летнего пламени, который выжег почву под собой, пока летел ко мне.

У меня не было времени подумать, но какой-то частью сознания я понимал игру. Уклониться от пламени было бы недостаточно: ореол горячего воздуха, окружавшего пламя, обжег бы меня, пройди оно чуть ближе. Именно поэтому Хват имел преимущество в этом матче, продолжая соблюдать дистанцию и выстреливая пламя язык за языком. Тогда я призвал Зиму, чтобы заморозить воздух вокруг себя, когда рванулся в сторону. Огонь и холод встретились, столкнулись и наполнили воздух туманом – туманом, который мог дать мне шанс подобраться вплотную к противнику.

Часть меня, та самая, которая сохраняла мою индивидуальность, смотрела на подобную тактику с тревогой. Я был, черт дери, голым и безоружным. На Хвате же была мантия Летнего Рыцаря, делавшая его таким же сильным, быстрым и крутым, как я. Он был вооружен мать-его-в-душу мечом, и провел десять лет при Летнем дворе, обучаясь тому, как драться и пользоваться мантией. Плюс к тому, он наверняка провел весь день, доводя свои способности до предела.

Но Зимнюю мантию все это не заботило. Она просто видела врага и стремилась его уничтожить. И лучшим способом для этого было подобраться к нему вплотную и вырвать глотку.

Штука лишь в том, что последний Зимний Рыцарь убил последнего Летнего Рыцаря не так. Ллойд Слейт покрыл льдом ступеньки под ногами противника и сбил его с ног. Кроме того, Слейт был молод, в хорошей форме, а прежний Летний Рыцарь был уже пожилым человеком. И я подумал, что было бы неглупо пользоваться инстинктивным знанием Зимней мантии, пока оно полезно, но по сути оно являлось инстинктом голодающего хищника, волка зимой – он хотел крови, много крови, и немедленно.

Если я поддамся этому позыву, Хват оставит мои кишки на земле.

И вместо того, чтобы идти в прямую атаку, я делал несколько шагов в сторону и замирал. Мгновение спустя столб пламени освещал туман, ударяя туда, где я был бы, если бы прислушался к инстинкту мантии.

Конечно, именно так и должно быть. Зимний рыцарь был горным львом, – пумой, волком. Летний же был оленем, бизоном. Зимний ориентировался на преследование, охоту и убийство жертвы. Летний – на то, чтобы избегать прямого столкновения, пока преимущество не будет на его стороне, а уже тогда использовать это преимущество до конца. У Хвата была масса инстинктивного знания, из которого он мог черпать после того, как я пошел на него по Зимнему пути, и он был опасен максимум как старательный спортсмен, изучавший чистое айкидо. Он использовал бы силу атаки, которая помогла бы его защите, обернув эту силу на атакующего. Но я не подарил ему такой прямой атаки и украл у него его инстинктивное преимущество.

К черту титулы Зимних Рыцарей. Прежде всего я был чародеем.

Я сделал быстрое движение запястьем, прошептав: «Obscurata», и исчез за завесой.

Мои завесы не слишком хороши в сравнении с теми, что творит Кузнечик или почти любой другой чародей, но когда стоишь в плотнейшем тумане, не обязательно делать себя человеком-невидимкой – и я знал, как передвигаться очень тихо. Я бы не доверился этому трюку, противостоя Сидхе, но Хват им не был. Он был подменышем, с одним родителем-человеком и другим – фэйри, но, за исключением Летней мантии, такой же человек, как любой другой.

Я крался вперед. Обострив свой слух до пределов, до которых обычно не доходил, я услышал ровное дыхание Хвата, прежде чем прошел дюжину шагов. Я замер на месте. Я не мог точно определить, где он, но…

Я удержал себя от нетерпеливых звуков и стал консультироваться со своим интеллектусом. Хват стоял от меня в тридцати футах и четырех дюймах, примерно в двадцати двух градусах левее направления моего носа. Будь у меня пистолет, я уверен, что мог бы застрелить его.

Хват тоже застыл на месте.

Во как. Его мантия, вероятно, посоветовала ему быть терпеливым, зато моя надрывалась, веля послать к черту ожидание, преследовать и схватить. Я с минуту пользовался нашей неподвижностью, консультируясь с моим интеллектусом, и передвинулся на пятьдесят футов в сторону, туда, где мог хоть что-то подобрать с земли. Потом я вернулся на место и ждал – но уже не шевелился.

Все это не сработает, если он останется на своей позиции. Мне нужно было заставить его двигаться.

Я отступил на несколько шагов в туман и заговорил с ним, надеясь, что плохая видимость и моя завеса скроют, откуда идет мой голос.

– Знаешь, я понимаю Ллойда Слейта немного лучше теперь, – сказал я. – Мантия. Она вела его. Заставлю его хотеть то или это.