Холодное солнце - [2]
– Да. Двое косых: вагонеточники Пак и Ким. Остальные на месте. Я сделал перекличку.
– Сколько потребуется времени, чтобы расчистить завал?
– Сутки, не меньше.
– Значит, двое суток, – заключил представитель Службы безопасности, разглядывая место обвала. – Чувствуешь, чем пахнет? – вдруг спросил он горного мастера.
– Хотите сказать, был взрыв?
– Похоже на то.
– Да нет. Просто сегодня утром в соседних рассечках производили отпалку, а здесь скопились газы из-за плохой вентиляции. Взрыва никто не слышал. Просто ухнуло. Так бывает, когда обвалится свод.
Представитель Службы безопасности, светя перед собой шахтерской лампой, побродил между огромными кусками породы, пристально смотря себе под ноги, словно надеясь отыскать тела Пака и Кима.
Наконец он сказал горному мастеру:
– Давайте отбой. Всю смену наверх. Как бы только они не взбунтовались!
– А чего им бунтовать? – усмехнулся горный мастер. – В первый раз, что ли?
Комиссия направилась к выходу. Вслед за ними потянулись вагонеточники и проходчики – сплошь азиаты: корейцы, вьетнамцы и китайцы.
Заработал подъемник, и косые отправились на поверхность. Последними поднялись горный мастер с представителем Службы безопасности, снявшим с себя каску и обнажившим блестящую лысину.
– Кинем вам пару косых взамен убывших. Но больше в ближайшее время не ждите. Рабсила сейчас – дефицит! – сказал лысый.
– Это косые-то дефицит? – усмехнулся горный мастер. – Да этого добра в бараках навалом! У нас ведь для такой работы и квалификации никакой не требуется. Тяни да толкай – вот и вся работа!
– Остальные заняты на строительстве. А новый караван с побережья не скоро будет. Говорят, когда навербуют достаточно «материала», тогда и отправят сюда. Загружать трюм наполовину – невыгодно. Себестоимость косого повышается, а проку от него – на все те же два юаня.
– Так мне и женщины сойдут. По три на вагонетку, и хорош! Подумайте об этом…
Минут через двадцать после того, как комиссия и проходчики покинули штольню, метрах в пятидесяти от того места, где произошел обвал, зашевелился черный от пыли и сырости брезент. Из-под брезента выбрались Пак и Ким.
Некоторое время они прислушивались к тишине, потом, убедившись, что одни здесь, направились к выходу, светя перед собой лампами.
У подъема, который представлял собой наклоненную под углом сорок пять градусов шахту с рельсами для вагонеток и стальным канатом, они вытащили из-под ящиков с металлическим хламом заточки и какой-то мешочек. В мешочке оказались «звезды», любимый корейцами вид холодного оружия. Их за две бутылки водки выточил токарь Промзоны. Он был молчалив, как рыба, и корейцы доверяли ему больше, чем остальным русским. Заправив заточки за ремни и рассовав по карманам звезды, корейцы поползли наверх, цепляясь за стальной канат руками в брезентовых рукавицах.
Минут через сорок они выбрались на поверхность. Тяжело дыша, корейцы сели на пол и закрыли глаза.
– Русский сказал, что самое главное – захватить вертолеты, – произнес Пак.
Ким кивнул. Прошло еще несколько минут.
– Ты помнишь, куда надо положить слиток? – Пак открыл глаза и вопросительно посмотрел на товарища.
– Помню… Русский дал нам хороший план. Думаю, половина из наших сможет добраться до материка, – сказал Ким, не открывая глаз.
– Хотя бы один – и то хорошо.
– Мы могли бы уйти вдвоем. Нас не стали бы искать.
– Да. Ведь нас уже нет… Но сколько бы мы прошли без еды?
– Это правда…
– Думаешь, на фабрике заметят, что слиток подменили? – Пак повернулся к товарищу.
– Нет. Их нельзя отличить. Русский уверял, что никто не заметит разницы. Только с прибором можно. Слитки упакованы, так что уже никто ничего не узнает.
– Умереть боишься? – тихо спросил Пак.
– Нет.
– А я немного боюсь. Как это, раз – и тебя больше нет?! Странно!
– Не бойся. Больно только две десятых секунды. Потом ничего. Я в журнале читал…
Косые ждали ночи.
– У него были такие страшные раны на лице! – Нина Павловна, заломив руки, заметалась по комнате, словно вновь переживала когда-то увиденное. – Мне кажется, его убили. Убили! – рыдающе выдохнула она в потолок. – Сейчас везде столько лихих людей, тем более в Москве. Правда, в милиции мне сказали, что раны – результат падения.
– Падения откуда? – спросил Донской, нахмурив лоб.
Он выглядел сосредоточенным и старался слушать тетку со всем возможным участием.
– С моста, Глебушка. Его нашли под утро у моста. Лицо, шея обезображены. На фотографии его невозможно было узнать. Сказали, несчастный случай.
– На фотографии? Почему на фотографии? Вы не видели… – Глеб на секунду замялся, подбирая слово, – тела сына?
– Нет. К тому времени его уже кремировали. Ведь он был бесхозный: без документов, без… лица. Поначалу его приняли за бомжа. Я им сразу заявила, что это не Юра, но потом, когда они показали мне его одежду и сумку, в которой была его папка… – Она остановилась у окна и замолчала, держась рукой за штору и глядя на дорожку, по диагонали делящую садик с детской площадкой, словно надеялась увидеть сына, идущего к дому. – И все-таки тот, на фотографии, пусть даже изуродованный, был не Юра. Нет, не он!
Она смотрела на Донского торжествующим взглядом, словно это он, показав фотографии, пытался убедить ее в том, что ее сын разбился, упав с моста. Щеки ее пылали лихорадочным румянцем, глаза были полны упрямства.
В настоящий сборник под общим названием «Убийство на почве любви» вошли три романа: «Не сердись, Иможен», «Овернские влюбленные» и «Вы помните Пако?».
«Стюардесса с тележкой медленно пробиралась по узкому проходу салона, обслуживая пассажиров; она непринужденно с ними беседовала, некоторые заметно хотели занять ее время больше, чем им было положено по стоимости билета. Теперь-то Саша Кошкин будет знать, что регистрацию на самолет нужно проходить как можно раньше, чтобы получить местечко в посадочном талоне поближе к креслу стюардессы, а то он, по своей неопытности, не торопился, перед полетом сидел в буфете и разминался красным вином…».
Главная героиня книги молодая и амбициозная Жанна, концертный директор новой попсовой московской группы «Мэри». Дебютные выступления этой группы запланированы в одном из самых лучших концертных залов столицы, а по городу уже развешаны яркие баннеры: «Мэри» — скоро все офигеют!» И незадолго до концерта одну из участниц коллектива находят мертвой на крыше многоэтажки со всеми соответствующими ритуальному убийству атрибутами: дьявольской пентаграммой и странной запиской, текстом из Откровения Иоанна Богослова: «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…». За первым убийством следует второе, третье, четвертое… И ни у кого уже не остается сомнений, что в столице орудует новый серийный маньяк убийца, последователь одного из древних, поклоняющихся дьявольским силам, культов. И Жанна еще не знает, что во всей этой жуткой истории ей уготована совершенно особенная роль.
В 1987 году в результате перестроечного бардака на одном из стратегических аэродромов на территории Украины закопана неучтенная атомная бомба, которую считают потерянной. Наше время. Бывший штурман стратегической авиации по пьянке проговаривается про "неучтенку" не тому собеседнику. Информация немедленно распространяется в мире плаща и кинжала, бомбу для своих целей хотят использовать спецслужбы, политики и террористы... На пути у врагов становятся отставной украинский офицер и молодой агент ЦРУ, считающий себя героем романов Тома Клэнси.
История одного из самых жутких – и самых странных – серийных убийц XX века. Еще до ареста пресса прозвала его «Зверем из Биркеншоу». Питер Мануэль был обвинен в убийстве по крайней мере семи человек (вероятно, их было гораздо больше). Он стал одним из трех последних преступников в Шотландии, казненных через повешение.…Уильям Уотт, обвиняемый в убийстве всей своей семьи, стремится оправдаться – а заодно выяснить, кто же на самом деле сделал это. Только одному человеку известна правда. Его зовут Питер Мануэль, и он заявил, что знает, где находится пистолет, из которого расстреляли жену, дочь и свояченицу Уотта.
Чтобы поправить свои финансовые дела, моряк-любитель решает ограбить магазин мужа своей любовницы («Вальпараисо»). Героям известного автора детективов предстоят жестокие испытания, прежде чем справедливость восторжествует.