Холодное сердце пустыни - [14]

– Простите, господин, – она говорила это, даже не задумываясь, все эти оправдания были припасены заранее, – это было какое-то наваждение. Видимо, духи, похитившие мою память, все еще одерживают меня.

– Я продам тебя в дом утех, если не прекратишь сходить с ума, поняла? – раздраженно бросил хозяин, а затем тряхнул головой. – Возьми лютню. Я должен ужинать в тишине, по-твоему?

– Сию секунду, господин, – торопливо откликнулась Мун, поднимаясь на ноги.

На самом деле отчасти именно к ней Мансул и относился милосерднее прочих его рабов. Она – была его ставкой, он надеялся задобрить халифа и остаться градоначальником Турфана еще на десять лет.

Именно поэтому он проявил это “милосердие”. Другого раба за недозволенную отлучку из дома могли засечь до полусмерти, и это при том, что рабское клеймо все равно сожгло бы его, посмей он шагнуть за городскую черту Турфана. А Мун не только позволили дышать, но и даже милосердно разрешили усладить слух хозяина музыкой.

И она услаждает, ведь вопреки бесполезности, музыка – и её личная слабость. Она может понять Мансула, который не любит ужинать в тишине.

Но, пусть у неё были послабления, как же она хотела, чтобы сегодня Мансул сорвался… Ведь другой возможности обрести свободу до истечения пятилетнего срока у нее нет.

Все равно быть вот такой, слабой, уязвимой, вынужденной терпеть унижения от червяка Мансула и ублажать его – было противно до тошноты. А то, что в будущем – противнее стократ.

Она пойдет в гарем халифа. Наложницей.

Что бы там ни говорили о ней, но не Сальвадор, а Эльяс эль Мор был самой жестокой тварью в пустыне Махасар. И Мун была уверена – он замешан в этом повороте её судьбы. Ведь он-то знал, насколько омерзительно ей быть чьей-то игрушкой.

Он знал, и ему все равно.

Он на все был готов пойти ради победы в этом споре.

И хотелось Мун шепнуть, хотя бы про себя, ту фразу, которую ей сказал синеглазый северянин. И пусть её никто не услышит, кроме неё самой. Хорошо. Никто не узнает, что она согласна с человеком, да еще и с мужчиной.

И все-таки ты был прав, Пауль Ландерс, богам на нас плевать. На всех нас.

5. Глава, в которой герой ужасно бдителен

Пауль провел весь вечер так, будто сидел на раскаленных углях. А если выдала его черноокая лукавая ведьма? Вдруг сболтнул тот Анук, или второй стражник, что стоял на воротах, что Мун приволокла в хозяйский дом подозрительного и очень похоже что беглого гладиатора.

К ночи так стало и вовсе тревожно, за дверью начали ходить возвращающиеся в свои комнатки рабы. Откуда-то запахло едой, и Пауль вспомнил, что так и не дошел до торговца водой. А пить меж тем хотелось…

Каморка, в которой он оказался, была не особенно лучше камер в подземельях Арены. Почти пустая, с составленными в угол несколькими кувшинами и глиняной миской на окне. Как у многих жителей пустыни миска у Анука стояла кверху дном, чтобы не дай никакой пустынный бог, змея в ней не устроилась.

Решетка на окне была совсем простая, два прута, которые было легко вырвать. Но, по всей видимости, хозяин попросту не переживал, что Анук может сбежать. Видимо, та часть магического дара, что позволила бы ему выжечь клеймо, у раба господина али Хмара была попросту перекрыта.

Явился Анук. Темный как ночь, и такой же безмолвный. Взгляд Пауля зацепился за печать на предплечье Анука – такую же, как та, что выжгли ему. Теперь-то есть время разглядеть. Да-да, один в один. Анук же растянулся на своих тюфяках, повернулся к Паулю иссеченной до крови спиной. Знатно его исполосовали…

– Из-за меня досталось, брат? – шепотом спросил Пауль, а Анук молча дернул плечом. Ерунда, мол. Ну, да, Пауль бы тоже не открыл свою боль кому попало. И все-таки он замолчал, потому что представлял, как тяжко уснуть после тесного столкновения с хозяйской плетью. Особенно когда рядом всякие придурки никак не могли заткнуться.

Махасар… Даже имя этой пустыни было самым лютым ругательством, а для Пауля – даже более грязным, чем имя ненавистной ему Сальвадор.

Эта пустыня была просто рассадником замшелых традиций и работорговли.

Поневоле вспомнились слова девчонки.

Духи нас защищают.

От них бы кто защитил.

Уже даже урожденные пустынники, верующие в могущество духов, ставили вокруг своих городов защитные магические купола, уже каждый, даже самый захудалый оазис на Белом Шелковом Пути приглашал к себе и умелого чародея, и охотников на духов – в таком количестве, каком только мог потянуть.

Все боялись духов. Даже те, кто жили рядом с ними, даже те, кто приносили им жертвы и просили их о помощи.

Звяканье Пауль услышал издалека. Ритмичное такое, негромкое, будто кольчуга позвякивала при ходьбе всеми тысячами своих колец.

Наемник?

Ну точно выдала его девчонка, и её хозяин послал за Паулем своего воина…

И Пауль сам не заметил, когда все его существо вдруг оказалось напряженным, как натянутая гулкая струна на арфе.

Скрипнула дверь, приоткрываясь, и быстрое тело скользнуло в комнату Анука.

Пауль больше из инстинктов шатнулся вперед, зажимая гостя у двери, прижимая к его горлу кинжал.

– Ну-ну, полегче, мой герой, – насмешливо шепнула Мун, и над её пальцами зажегся магический светляк, на создание которого были способны даже такие магические неумехи, как сам Пауль.