Холодное сердце - [77]

– Представь, как приятно будет снова увидеть твой дом таким, каким он был во времена твоего деда. Это же настоящая мечта экономки, – дразнил ее Люк.

– Или худший из ее ночных кошмаров, – ответила Хлоя, представив себе, какой гигантской будет задача хотя бы отчасти вернуть дому былое величие после стольких лет полного небрежения. – Я надеюсь, ты заплатил за него не слишком много. После того, как мои братья обошлись с Дафной, они не заслуживают ни пенни из наших рук.

– Я заплатил должную цену, и оно того стоило, раз они пообещали убраться на континент и никогда больше не возвращаться. Кроудейл-Хаус и их собственность в Лондоне придется продать, чтобы заплатить кредиторам, но это хороший способ избавиться от них, не затрагивая тебя и Реверю.

– Значит, и поместье в Шотландии тоже? – сказала Хлоя, полагая, что это было бы верхом справедливости.

– Реверю сказал, что, возможно, купит его.

– Надеюсь, что нет. Моя сестра предпочла бы, чтобы он был счастлив, а не жил прошлым. Должно быть, она очень любила его, раз сохранила его имя в секрете даже от меня. Верити – лучшая память о Дафне, и Адам Реверю должен признать это.

– Да, нам, мужьям, нужно учиться быть реалистами, – пошутил Люк, и Хлоя, посчитав его отвлекающий маневр вполне удачным, снова прижалась к нему, мечтая о будущем. В окно светило весеннее солнце, а из старого сада доносилось пение птиц.

– Люк, тебя действительно не беспокоит, что я могу оказаться бездетной, как Виржиния? – спросила она, когда звуки пробуждающейся жизни напомнили ей о рождении всего нового.

– У меня уже есть один ребенок, и у тебя тоже. Еще один стал бы нам наградой. Джеймс может народить целую плеяду новых Уинтерли, скроенных по его образу и подобию, и эта малопривлекательная перспектива порождает во мне дилемму: кто будет достоин большего сожаления – он сам или окружающий мир.

– Означает ли это, что ты готов невзлюбить его еще сильнее?

– Нет, я не сказал бы, что не люблю его. В каком-то смысле мне его жаль, ведь все эти годы ему приходится нести на себе груз несбывшихся надежд его матери.

– Ты добрый человек, Люк.

– Нет, я счастливый человек, Хлоя. Я наконец сделал то, что завещала мне Виржиния. Хотя, возможно, я должен причислить к ее завещанию и свою жену?

– Хочешь сказать, что ты женился на мне, исполняя ее волю? Я не уверена, что мне это нравится.

– Нет, конечно. Но мне кажется, она научила меня надеяться. Это случилось в тот день в январе, когда я снова увидел тебя, а ты не смогла отвести от меня глаз и сделать вид, что меня здесь нет. Возвращаясь в Фарензе-Лодж после смерти Виржинии, я чувствовал страшную тоску и пустоту. И мне вдруг показалось обидным, что я так мало знал тебя и так сильно хотел. Я не знал, что тебе сказать, но уже тогда понял, что мы могли бы все изменить. У нас был этот шанс, и я не мог пренебречь им, как даром, которого не заслуживал.

– Мне нравится, когда ты говоришь, Люк. Твои слова гораздо лучше твоего угрюмого северного молчания, – поддела его Хлоя. Ей хотелось расплакаться от мысли о том, каким он был одиноким и печальным, а сегодняшний день совсем не подходил для того, чтобы плакать. – Я люблю тебя, и даже десять лет сердитого пренебрежения, которое мне пришлось вытерпеть от лорда Фарензе, не смогли изменить этого. Я люблю тебя сегодня, буду любить завтра и все последующие дни.

– Я так счастлив, что ты меня любишь, и готов повторить каждое твое слово всем своим каменным косноязычным сердцем, даже несмотря на то, что голоден как собака и страшно нуждаюсь в том, чтобы позавтракать.

– О, дорогой. Как это непоэтично с вашей стороны, милорд.

– Я знаю, миледи, но я живой человек, и, как ни прискорбно, вам придется это терпеть все последующие годы.

– Я готова смириться с этим, моя любовь, ведь я обычная женщина и тоже хочу есть.

– У нас был трудный день и тяжелая ночь. Мы наконец-то поженились и легли в одну постель, поэтому я пойду и раздобуду что-нибудь на завтрак. – Люк вскочил с кровати с таким видом, как будто хотел броситься по лестнице вниз совершенно голым, но потом быстро вернулся назад, пока постель еще не остыла.

– Люк, надень что-нибудь, ты испугаешь горничных! – воскликнула Хлоя, стараясь скрыть, что от вида его великолепного тела, окутанного золотым светом весеннего солнца, все мысли о еде улетучились у нее из головы.

– Хорошо, миледи, но вы не должны никуда уходить, пока меня не будет, договорились? – произнес он с улыбкой, заставившей ее колени ослабеть настолько, что она и думать не могла о том, чтобы вылезти из постели.

– Как я могу, ведь я люблю тебя, – ответила она с улыбкой, с удивлением подумав, как ей могло прийти в голову, что у него холодные глаза.

– Я тоже люблю тебя, Хлоя, так люблю, – прошептал Люк. А поскольку он был человек практический, то вместо того, чтобы шокировать слуг, позвонил в звонок и, прыгнув в постель, устроился рядом с женой. – Пожалуй, сегодня мне не стоит покидать тебя надолго, – пробормотал Люк и стал целовать ее так страстно и неистово, что все равно шокировал слуг.