Холодная война - [4]

Когда внешний вид ее наконец удовлетворил, она резко отвернулась от зеркала и крупным шагом двинулась к выходу, едва не толкнув посыльного, который отчаялся дождаться конца сборов и опешил от внезапного взрыва ее энергии.

Лигачева надела шинель не только для показухи. Лабиринт переходов, соединявших сооружения станции — отдельные бараки рабочих и казармы солдат, собственно насосную станцию, котельную, обширные складские помещения, цехи для ремонта оборудования, научную станцию, — был похоронен под трехметровым слоем мерзлого грунта и снега, но не обогревался; температура воздуха в этих коридорах могла быть гораздо ниже точки замерзания воды.

Лейтенант шла быстрым шагом, отчасти, чтобы посланный за ней мужчина лишний раз удостоверился в неизменности созданного ею образа командира-женщины, отчасти из желания не замерзнуть в этих коридорах.

Научная станция размещалась в самой северной точке подземного комплекса; у Лигачевой было достаточно времени, чтобы на ходу поразмыслить, что же могло так сильно взволновать Собчака. Его посланец говорил о сейсмическом возмущении, но что это могло означать? Почему позвали именно ее? Если произошло землетрясение или подвижка льда или если просел грунт — это может угрожать нефтепроводу, но в подобных случаях не обращаются к армии. Собчак должен был вызвать старшего мастера Галичева, чтобы тот организовал осмотр трассы или направил бригаду ремонтников.

А если никакой угрозы нефтепроводу нет, то кого вообще может заботить сейсмическое возмущение? Лигачева слышала от самого Собчака, что приборы довольно часто регистрируют подвижки в вечной мерзлоте — обычно во время весенней оттепели, конечно, но до начала потепления еще, как минимум, два месяца. Что может быть такого особенного в подвижке грунта среди зимы?

Она переступила порог небольшого холла научного центра. Помещение представляло собой совершенно пустую коробку из голых бетонных панелей, с небольшими кучами мусора по углам. В холле было так же холодно и неуютно, как в подземных переходах. Четыре из шести металлических дверей были всегда заперты — находившиеся за ними лаборатории опустели еще до появления Лигачевой на станции. Дни, когда Советскому государству было по карману содержать в этой сибирской глуши десятки ученых, давно миновали; мать Россия не могла выделить необходимые ресурсы, и от былого многочисленного коллектива ученых остался один Собчак. Других одного за другим отозвали в родные края, ставшие независимыми национальными государствами, или они разъехались за пределы бывшего Советского Союза, польстившись на более высокие заработки в странах недавнего просоветского блока, либо устроились на более важных постах в разных местах России, оставленных украинцами, учеными кавказских национальностей, выходцами из Прибалтийских республик; некоторые продали свои таланты былым потенциальным врагам развалившегося государства.

А Собчак остался.

Официальная версия сохранения за доктором Собчаком должности гласила, что Российской нефтяной компании потребовался один ученый, а именно геолог, для постоянного наблюдения за контрольно-измерительной аппаратурой нефтепровода, однако лейтенант подозревала, что на самом деле Собчака не пожелали приветить ни в одном другом месте. Этот низкого роста мужчина носил безобразные усы и очки с очень толстыми стеклами, вел себя напыщенно и самодовольно, всегда был очень небрежно одет и отличался невероятной назойливостью. Ни его внешний вид, ни манера поведения не могли убедить Лигачеву, что Собчак обладает какими-то великими способностями, в том числе и в науке.

Она открыла дверь в помещение лаборатории геологического контроля, и ее окатила волна теплого воздуха: Собчак всеми силами сражался за сохранение тепла в своем крохотном королевстве, и оно ему давалось, потому что старые порядки, в соответствии с которыми ученые пользовались правом первоочередного получения пара из котельной, никто не отменял.

Рабочее помещение геолога имело солидные размеры, но было так загромождено механическими приборами и аппаратурой, что передвигаться в нем можно было с большим трудом. В самом центре во вращающемся кресле восседал крохотный Собчак, со всех сторон окруженный разнообразным оборудованием — измерительными приборами, дисплеями и пультами с множеством переключателей и головок настройки. Он поднял взгляд на появившуюся на пороге Лигачеву. Его лицо было искажено таким беспредельным страхом, что она едва не рассмеялась. Крохотные глаза-бусинки ученого, и без того расширенные от ужаса, увеличивались толстыми стеклами очков: жидкие усики лишь подчеркивали дрожь его верхней губы, а узкая челюсть и слабо выраженный подбородок этого человека никогда прежде не выглядели такими безвольными.

— Лейтенант Лигачева! — обратился он к ней. — Я рад, что вы здесь. Подойдите взглянуть на это!

Лигачева прошла по узкому проходу между канцелярским шкафом и стойкой какой-то аппаратуры, чтобы поближе разглядеть прибор, на который показывал Собчак. Это был самописец, с одного его валика на другой перематывалась лента диаграммной бумаги. Перо самописца вычерчивало на бумаге довольно ровную линию, на которой совсем недавно появился внезапный всплеск, после него график снова стал ровным, но линия шла заметно выше того уровня, на котором была до этого всплеска.