Холодная - [45]

Оказывается, он не ушел. Она обрадовалась — непонятно, почему. Ведь он зол и раздражен.

— Эмма, — требовательно позвал он. Она заставила себя поднять голову. Теодор сидел в кресле и мрачно смотрел на нее. — Зачем ты обманула меня? Объясни, пожалуйста, потому что догадки на этот счет у меня имеются самые разные, но все не очень приятные.

С грустью Эмма отметила сарказм в его голосе. Она снова опустила глаза.

— Эмма, не молчи. Скажи хоть что-нибудь.

— Я… — она прокашлялась, потому что голос не слушался ее, а во рту пересохло. — Прости меня.

— За что ты просишь прощения? За то, что притворялась?

Женщина слабо кивнула. Теодор едва заметил этот жест.

— Эмма, ты не должна была делать этого, если тебе неприятно. Я бы не стал настаивать.

«Ах, милый Теодор…» — печально подумала Эмма.

— Господи, Эмма, ну объясни же мне, что я сделал не так. Я полагал, что в браке с известной вдовой уж холодная постель меня точно не ждет.

«С известной шлюхой, ты хотел сказать,» — мысленно поправила его Эмма, но почти не обиделась на его намек. Ибо кем она и была, как не шлюхой?

— Я знаю, что неопытен, но ты могла бы подсказать мне, что нужно делать, чтобы ты тоже получила удовольствие. Незачем было притворяться. Эмма, ты слышишь меня?

Она медленно кивнула

— Тогда ответь, зачем?

— Удовольствие… — едва выдавила она. — Я хотела доставить тебе удовольствие.

— Удовольствие, — с горечью повторил Теодор. — Из чувства долга?

Эмма отрицательно покачала головой.

— Эмма, Господи… — он тяжело вздохнул. — Почему ты решила, что притворство доставит мне удовольствие?

— Как ты узнал? Когда я… запоздала крикнуть в конце?

— Нет, раньше. Я дал себе волю только после того, как окончательно убедился в твоем… розыгрыше.

Он мрачно усмехнулся.

— Было бы жаль не воспользоваться столь милой жертвой, тем более десять секунд уже никакой роли не играли, когда тебе уже так долго — подумать только, целых десять минут! — приходилось сносить объятия нелюбимого мужа.

Она поняла, что плачет. Теодор насмехался над собой, и это было больнее всего. Ведь он ни в чем не виноват. Он бы остановился в любую минуту, стоило ей попросить.

Теодор потер лицо руками.

— Ну чем я хуже твоих лондонских любовников, Эмма? Я был слишком быстр?

Эмма спрятала лицо на коленях и ничего не ответила.

— Эмма, хватит молчать. Скажи мне, что не так? Ради Бога, Эмма…

Он вздохнул, видя, что она никак не реагирует на его слова.

— Ну прости меня, — голос его стал совсем сухим. — я не потревожу тебя больше. Надеюсь, ты не против иметь ребенка от меня, хотя после одного раза…

Вдруг ему в голову пришла весьма неприятная догадка.

— Ты беременна, да? Поэтому ты так быстро на все согласилась. Тебе необходимо было придать своей беременности видимость благопристойности.

Эмма отчаянно замотала головой. Что за глупости он говорит?

Он хрипло, с горечью рассмеялся. Неприятный смех резанул ей сердце.

— Несчастный романтик… — ругнулся он на себя, с ненавистью вспоминая наивную сцену у ручья. — Знаешь ли ты вообще, что такое честность? Но не волнуйся, даже если твой ребенок родится «шестимесячным», я не обвиню тебя в измене и не назову его ублюдком. Счастливо оставаться, леди Эшли.

— Я не беременна! — крикнула она сквозь слезы. Плотина была прорвана, и слова полились из нее безудержным потоком. — За последние четыре года у меня не было мужчин кроме тебя! Я не изменяла тебе.

— Позвольте вам не поверить, миледи, — холодно сказал он. Он держался за ручку двери и в любую минуту мог уйти.

— Это правда, — ее тихий голос дрожал. — А сегодня… дело не в тебе. Ты самый хороший из всех мужчин. Я просто ненавижу «это». Изображать удовольствие — просто привычка. Я знаю, мужчинам нравится думать, что женщина тоже получила удовольствие.

— Миледи, — медленно сказал он, будто разговаривал со слабоумной. — Любовников заводят ради наслаждения. Или вы хотите сказать, что у вас и любовников не было и все это просто сплетни?

— Любовники были, — со стыдом признала Эмма. Она с мольбой посмотрела ему в глаза. — Но наслаждения не было. Я холодная, Теодор. Я не могу получить удовольствие.

Она сделала паузу, набрала полную грудь воздуха и добавила:

— И забеременеть не могу. За десять лет ни разу даже подозрения на беременность не было, — с горечью выговорила она.

Теодор наконец отпустил дверную ручку. Эмма с облегчением выдохнула.

— Если ты не получала наслаждения, то зачем заводила любовников?

Эмме было стыдно отвечать на этот вопрос, но она заставила себя ответить.

— Наверное, потому что так принято. Граф Ренвик не раз повторял, что нельзя унижать мужчину отказом. Проще поддаться, тогда он будет удовлетворен и его интерес ко мне быстро пропадет.

— Значит, стоило кому-то начать приставать к тебе — и ты уже не смела отказать?

— Да.

Теодор почувствовал жалость. Если только эта женщина не сочинила искусную ложь, то жизнь ее была весьма незавидна. Он не знал, чему верить.

— И ты никогда не получала удовольствия ни с одним мужчиной?

— Никогда, — ни капли не сомневаясь сказала она. Потом вдруг поняла, что соврала, и поправилась. — Только с тобой.

— Спасибо за лесть, миледи.

— Это не лесть, это правда. Ты единственный мужчина, которого мне хотелось когда-нибудь соблазнить.