Хольмганг - [43]

Но доблесть Гуннара была в прошлом. Олаф-рус знал людей, которые знали Поединщика до того, как он стал Поединщиком. По их словам, прежде чем этот викинг познакомился с соблазнами стольного града, он был совсем другим человеком. Особенно его изменил последний год службы в варяжской страже. Именно тогда он разлюбил славную стихию большой войны и стал строить планы, как сколотить состояние на Ореховом поле. А из варяжской стражи он ушёл, когда узнал о том, что намечается большая война. Настолько большая, что её нельзя было пересидеть даже в букелларии мелкого купца. Тем, кто больше не хотел воевать, надлежало как можно скорее покинуть Империю.

С той поры прошло много лет. Дипломаты басилевса сумели предотвратить намечавшуюся бойню, но Гуннар Поединщик уже и не думал о возвращении в стольный град. Он понял, что на Ореховых полях и малых островах заработает пусть и меньшие деньги, но зато с меньшим риском. И ещё он понял, что ценность денег относительна. Что, скажем, один солид в портовых тавернах бедных стран, возникших на осколках почившей империи Шарлеманя и один солид в лавках живой, процветающей, буквально купающейся в роскоши Империи басилевсов – это совсем разные вещи.

Гуннар из Страны Льдов стал хольмгангером в полном смысле этого слова. Он назубок знал самые тёмные закоулки правил, и владел всеми возможными уловками. Он тщательно изучал по рассказам очевидцев и из собственных впечатлений манеру боя всех известных поединщиков на том оружии, какое выбрал, то есть щит и меч. По слухам у него имелось около двухсот рунных камней, где были записаны сведения о двухстах бойцах, выбравших ту же дорогу хольмгангера. По этим камням он мог или подготовиться к поединку достойно, или (если противник был слишком силён) отказаться под любым предлогом.

Торальф Ловкий, человек, которого судьи согласно традиции объявили перед Гуннаром Поединщиком, в этих камнях не значился. Он не был профессиональным бойцом. Он защищал честь, а не зарабатывал деньги. И, по мысли Олафа-руса, это давало ему преимущество.

– …Тьеснур и кровь! Тьеснур и кровь! – крикнул Гуннар Поединщик и получил очередное право на перерыв.

В отличие от нескольких предыдущих, в этот раз Гуннару по-настоящему требовалась помощь. Это был не синяк. И не малозаметная царапина – то ли полученная от меча противника, то ли втихомолку от своего ножа, чтобы в миг острой нужды взять роздых вперёд положенных перерывов – это была самая настоящая рана. И будь Эгиль менее расторопным помощником, кровь его поединщика могла на самом деле попасть на тьеснур и закончить поединок.

– Проклятый Торальф! Ты думаешь, что серьёзно ранил меня?! Глупец! В Стране Льдов ты был бы последним хольмгангером! – кричал Гуннар, пока Эгиль перевязывал его лоб – медленно, словно ему в ладони влили свинец.

– Я не хольмгангер! – гордо ответил Торальф. – Я познавал искусство убивать на настоящей войне, а не на плащах, расстеленных на земле!

Он говорил, прохаживаясь, чтобы во время отдыха не посадить дыхание. Его противник не собирался вступать в длительную перебранку – расчёт не позволял тратить резервы лёгких на разговоры. В предыдущем выкрике не было желания обидеть Торальфа. Гуннар был несколько озадачен тем, что получил так рано первую серьёзную рану, причём сразу же после того, как он сам опасно ранил противника. И эта озадаченность всего лишь приняла словесную форму.

Но ответ Торальфа сильно обидел поединщика из Страны Льдов, поэтому он, против своего обыкновения, разразился целой тирадой в сторону удачливого соперника.

– Ты, ауг проклятый, что ты понимаешь в настоящей войне?! Если бы ты знал толк в ремесле воина, то успел бы послужить Империи! Я что-то за семь лет не встречал ни в Миклагаре, ни в других городах басилевса ни тебя, ни твоих поганых братьев! Будь ты хорошим воином, то знал бы, что ни один самый большой набег не заменит того опыта, который викинги получают в варяжской страже, ты, вечно-загорелая погань! Ни ты, ни твои братья не знают, что такое сражаться против конницы хазарского кагана или боевых слонов из Пенджаба! Ты и слонов-то никогда не видел и не увидишь!.. Да, ауги ходили в походы и против детей пустыни, и против степных сыновей, и против обитателей мрачных гор. Ауги ходили в походы против многих народов – твоя смуглая рожа и рожи твоих братьев доказывают это без саг и рунных камней. Но те из них, кто не приносил клятвы басилевсу, не сражались против боевых слонов или серпоносных колесниц. Да, я больше не принимаю участие в набегах, но это моё право! И как ты мне смеешь выражать порицание?! Ты, викинг, который никогда не узнает, что такое сражаться не с человеком, а с громадным зверем! Зверем, который сильнее ста медведей! Чьи клыки длиннее клыков самого свирепого вепря, а ноги подобны двум молодым дубам! Ни ты, ни твои поганые братья никогда не узнают, что такое быть поднятым вверх на высоту дома, а потом упасть на трупы собственных товарищей, но прежде успеть рубануть мечом по змее, что обхватила твою поясницу! Змее, что растет у этих тварей на морде вместо носа! Вы никогда не узнаете этого, потому что для варяжской стражи Чёрные братья слишком дохлы и потому что сегодня ваши мужчины падут на этом тьеснуре, а дети ваши без вас скоро подохнут от болезней и чёрного колдовства, так как за ними ухаживают худые жёны!.. Не обижайся на правду!.. То, что я сказал про ваших жён, верно! А в то, что случится с вашими детьми, я верю так же, как имперцы верят в слова своего жалкого Мессии. Слова, которые он протявкал в горах Кауказуса шесть веков назад и которым презренные имперцы до сих поклоняются!