Хоккейные истории и откровения Семёныча - [10]

Река моей памяти

Странная штука — память. У меня уж девятый десяток за середину перевалил, жизнь за кормой большая, сколько событий, лиц, встреч. Конечно, всего не упомнить. Но хранит память события и лица избирательно, а не все подряд. В этом–то за долгие свои годы я убедился сполна. И это, думается, справедливо. Человек не машина. Но перед любым, самым современным компьютером у него есть великое преимущество. У человека есть душа. Переживающая, радующаяся, сострадающая, ликующая. Она–то и откладывает в памяти то, что ей показалось в какой–то момент бытия самым значимым. Задумайся каждый, брось мысленный взгляд назад, к истокам. Получится, что все самое главное в жизни память все–таки сохранила. Особенно из молодости. Когда и сил много, и мозг еще не износился. Компьютер–то, и тот выходит порой из строя.

Из детства своего, кстати, не многое я запомнил. Сейчас вот соображаю, почему так? Думаю, потому, что время было крутое, особых радостей не доставляло. Не было впечатлений, которые могли бы поразить мальчишеское воображение раз и навсегда.

Помню вот как в баню с отцом ходил. Помню речку в нашем Витебске, где я на свет появился. Мой отец Семен Маркович, тоже витебский, мама оттуда же родом. И вот на берегу Западной Двины я сижу. И река передо мной. Вся под солнцем, как чешуя рыбья переливается, лодки плывут, катера, народу много вокруг, пригревает. Словом, жизнь.

Витебск. Какой он был в начале прошлого века? Ну, центр города — еще куда ни шло. А по окраинам домишки одноэтажные, избы. Однако трамвай в городе уже ходил. Запомнились звонки трамвайные. Переливчатые такие. Витебский трамвай, как я уж потом где–то вычитал, был первый в Белоруссии трамвай на электрической тяге и один из первых в России. Родители уехали из Витебска, думается, когда мне было года два с половиной, три. Много позже, когда я уж «Химик» тренировать перестал, зазвучало отовсюду: Витебск, Витебск. Это когда мой родной город стал столицей музыкальных фестивалей.

Ну, казалось, что мне от этого? Я ж в Витебске целую вечность не был. А в душе все же что–то шевельнулось, когда Витебск музыкальным центром стал. Песню я всю жизнь люблю. Хорошую, трогающую за сердце. Вот тебе и родина. Она в человеке живет всю его жизнь, а потом вдруг самым неожиданным образом дает о себе знать. Точнее, ты сам осознаешь в какой–то момент, что в тебе есть и откуда.

Отец, как уже было сказано, работал агентом по рекламе и распространению швейных машинок «Зингер». Не знаю уж, почему, а только вело наше семейство кочевой образ жизни. Может оттого, что требовалось ездить и рекламировать машинки, способствовать сбыту. А может, из–за того нас по свету мотало, что жизнь была нелегкая, надо было искать лучшей доли. Евреи в этом смысле легче на подъем, чем другие нации. Исторически, думаю, так сложилось.

Мотнуло нас в Тамбов. А что такое Тамбов и тамбовщина в середине 20‑х годов? Кто историю читал и проходил, тот сам может себе представить. Только–только крестьянское восстание подавлено было, «антоновщина» то есть. Сказать, что лихо всем тогда приходилось, так это мало сказать.

Следующим этапом наших семейных странствий стала Башкирия. Помню мед тамошний, прекрасный и душистый башкирский мед. Невероятное по тем временам лакомство. Меня отправили в Давлеканово, это километров восемьдесят от Уфы. Понятно, я и подумать не мог тогда, что Башкирия подарит стране много отличных хоккеистов. И хотя в хоккей канадский тогда на Руси еще не играли, но будущие чемпионы уже родились и росли. Сейчас вот «Салават Юлаев» в суперлиге выступает.

Велика все–таки страна Россия. И талантлива безмерно. Какой город, даже село ни возьми — везде таланты и гении рождались. Одна Смоленщина чего стоит — адмирал Павел Степанович Нахимов, космонавт Юрий Гагарин, скульптор Лев Кербель, Александр Трифонович Твардовский, Михаил Васильевич Исаковский — все они уроженцы Смоленщины. И в хоккее то же самое. Куда меня только в жизни не заносило, везде находил я талантливых пацанов, которые потом мастерами отличными становились! Это в хоккее. А скольких людей, одаренных талантом в других областях, встречал я во время своих поездок по Советскому Союзу. Со многими подружился, поддерживал товарищеские отношения. Жизнь моя как с детства пошла вся в дорогах, так и продолжалась. В футбольные и хоккейные свои годы поездил я немало по свету, а когда «Химик» тренировал, то и по другим странам поколесил изрядно.

Из Башкирии привела нашу семью дорога в подмосковную Коломну. Приятнейшие воспоминания связаны у меня с этим рабочим городом. Я видел, что в рабочих семьях росли хорошие дети. Порядок был налажен в труде и быту. Утром гудок заводской пропел, глава семейства позавтракал вместе с сыном и вместе же из дому. Отец — на завод, младший — в школу. Подросток видел, как старшие трудятся, как дорожат своим ремеслом. И исподволь, с малолетства проникался уважением к родителям, сам начинал соображать, что жизнь без работы, без профессии невозможна. Мои дружки многие из рабочих семей происходили. Крепкие были пацаны. В драке, например, бились только на кулачках, по–честному. Если кто–то ноги в ход пускал, того всем миром осаживали. Лежачего не трогали. Это сейчас пошла мода ногами лупить куда попало. Восточные единоборства! Нет слов, по нынешним временам куда лучше, если молодые ребята занимаются такими единоборствами, нежели водку пьют и наркотиками балуются. А только я так себе мыслю: русские без всяких этих единоборств брали верх и над японцами, и над другими нациями. Духом брали и статью. В каждом виде спорта отражается ведь и характер народа, его нравственность. Хоккей, к примеру, канадское изобретение, но как прижился он на русских просторах! А почему? Да потому, что пришелся по душе русским людям темп игры, скорость, умение терпеть и принимать противника корпусом в открытом бою. Удаль можно было свою показать молодецкую, пофорсить, а это всегда у нас любили. Но сначала–то был в России футбол. Без него, без футбола, и без хоккея с мячом не было бы у нас на Руси, заявляю это с полной ответственностью, нашего хоккея. Того хоккея, который был сильнейшим в мире, и который во всем мире признавали, как эталон.