Ходынка - [74]

- Вы еще про старика хотели рассказать. Ну, которого...

- А-а-а-а! Да, презанятная история, хотя и гадкая, гадкая. Значится, так: привезли ко мне старика почти слепого. Из деревни. На Ходынке вообще, судя по обуви, народ в большинстве деревенский погиб. Воров, кстати, тоже полно - у одного в карманах с десяток золотых часов нашли. Так вот, о старике. Привезли слепца этого, но говорить он еще мог, хотя сильно избит был. Так выяснилось: когда государь пообещал за каждого погибшего по тысяче рублей выдать, его сыновья с печи сняли и в Москву повезли. По дороге били и щипали, и учили: говори, дескать, если спрашивать начнут, что на Ходынке был. Родня-то надеялась, что помрет дед, а они деньги получат. А дед жив остался. Пришлось обратно забирать.

Ольга открыла глаза шире. Рядом с ней, на подоконнике, росла герань, посаженная в белую кружку с золотыми ободками, темно-желтыми узорами и вензелем: "НА". Недалеко от входа в палату стоял стол, за которым сидели двое: человек в жилете и белой рубашке - очевидно, врач и здешний начальник, и второй - его гость, одетый в мундир какого-то ведомства. Судя по всему, гость тоже был врачом.

- А депутация фабричных? Это правда? - спросил Викентий Автономович.

- Правда - ответил врач. - На другой день явилась в полицейскую управу депутация от фабричных. Петицию принесли: нам, дескать, велели к десяти утра прийти за гостинцами, мы пришли, а гостинцы раздали. Извольте и нам выдать кружки. Фабричные эти и впрямь опоздали, но без кружек остались не все. Когда им люди с Ходынки встречались, они эти чертовы, да-да, чертовы кружки у них отнимали. Правда, надо и то сказать, что иные с Ходынки по три-четыре гостинца тащили. Помилуйте, но это же психическая эпидемия! Индуцированное помешательство! Как еще назвать? Виттова пляска, флагелиатизм, кликушество, эти кружки окаянные - всё одного ряда вещи! Уверяю вас, история эта имеет все признаки повальной болезни! Там удивительные вещи происходили! Люди спасались от давки и тут же обратно бежали, за кружками, прямо в самое пекло, к дьяволу в зубы!

- А может, люди просто хотели нажиться? Я ведь слышал уже про эти слухи: коров, мол, разыгрывать будут. И еще, говорят, какие-то письма подметные найдены были...

- Ну, во-первых, ученому человеку, уважаемый коллега, не пристало начинать объяснения со слова "просто". Это слово уже само по себе заявляет о слепой вере, о старом предрассудке на новый лад, так что дальше можно и не говорить. Это слово для ответов ревнивой супружнице, но не больше того.

- А вы правы, пожалуй, - рассмеялся Викентий Автономович. - Тут, батенька, мне с вами спорить не приходится. По истории психозов у нас вы знаток.

- Не льстите, не люблю. Но, похоже, мы и в самом деле имели все-таки дело с повальной болезнью. Просто настала пора для нее...

- "Просто"? Ха-ха-ха!

- Ах, заешь его комар! Пора настала, потому что многолетнее уныние у нас всегда сменяется горячкою. Есть, знаете, оригинальная душа нации, есть и болезни народной души. У разных народов они разные, а у русских, по моему глубокому мнению, это тоска и духовная лень, которые сменяются вспышками активности, подвижничества, гениальности, наконец.

- Как у князя Потемкина, к примеру - горячо подхватил Викентий Автономович.

- Да-да. И бунтами эти поры уныния сменяются тоже. Несомненно, в этом есть циклы. О них я и сказал: настала другая пора, чем бы ни объяснялась их смена. Не за кружками и не за коровами народ туда, на поле, ходил. А потому что силы в нем играют, а куда деть - самому непонятно. Тоску пора сбросить. Это у тех, за которыми идут, которым подражают. Большинство, конечно, подражало, для чего и выдумали этих коров, лотерейные билеты и прочую глупость. Никто тут, боюсь, и не мудрил специально, всё само собой, условно говоря, произошло.

- Да-а-а - мрачным голосом протянул Викентий Автономович. - А про двадцать два года вы слышали?

- Какие двадцать два года?

- Давеча мне интересную историю напомнили. Как на свадьбе у дофина Людовика, будущего короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты такая же давка, как на Ходынке случилась. То есть сначала - гекатомбы жертв на празднике, а потом в сотни раз больше - во время революции.

- Да? И что же?

- А то, что иные дальше считают: Людовика с супругой через 23 без малого, а если пунктуально, то через 22 года после этой свадьбы казнили.

- Через 22 года? - переспросил хозяин. - То есть вы хотите сказать...

- Ничего я не хочу. А только не будет в этом царствовании проку, вот что.

- Девяносто шесть плюс двадцать два... Вплоть до года тысяча девятьсот восемнадцатого - старательно выговорил хозяин. - Ну что ж, в добрый путь...

Вскоре врач и его гость куда-то ушли.

Ольга подняла голову и оглянулась. В палате - а это была больничная палата, причем, судя по обстановке, из новых, прогрессивных - было почти пусто. Лишь в углу на кровати бугрилось некое возвышение. Ольга сначала мысленно ощупала себя, а потом осторожно приподняла одеяло. На ее груди синело страшное пятно - впрочем, ни единой царапины там не оказалось. Почему-то саднило под мышками. Ольга заглянула и туда, и увидела, что подмышки тщательно выбриты - вероятно, таковы были порядки здешнего заведения. И тут она увидела, как с постели в дальнем углу слетело одеяло и на кровати, подобно панночке из "Вия", восстал Дулин собственной персоной. Голова злодея была наголо обрита, бороды у него тоже не оказалось. Физиономия Дулина, некогда способная внушить страх и уважение, теперь могла бы вызвать смех, если бы кроме Ольги, его видел кто-то еще. Ольга снова опустила голову на подушку и принялась разглядывать Дулина через ресницы.