Ходок 8 - [53]

За пару минут Шэф погрузился метров на девяносто. Точнее он сказать не мог – шкира глубину не отслеживала, а глубиномера у него не было. За это время никакого горизонтального перемещения главком не заметил – ялик уходил на дно строго вертикально.

«Пожалуй, хватит, – решил командор. – Если течение ниже и есть, и лодку снесет на завесу, то вряд ли некроманты будут ассоциировать этот „звоночек“ с нами – мало ли обломков тащит течение – море большое. Пора наверх».

И надо ж так подгадать! – как только он принял такое решение, как только оттолкнулся от уходящего в пучину ялика, как только «отрастил» ласты, так сразу же включились мелиферы. О степени опасности говорил тот факт, что от появления легкого тепла подмышками до ощущения, что туда ткнули горящий факел, прошло всего лишь несколько секунд. Опасность стремительно приближалась, и шла она из глубины.

«Удивительно, что не сверху… – попробовал сыронизировать командор. Но попытка не удалась. Тревога нарастала по экспоненте. – Судя по ощущениям – Великий Кракен! – уже вполне серьезно предположил он. – Может, сказки местных про Мертвое море не такие уж и сказки… – все еще спокойно подумал он. – Ладно! Надо выбираться, пока не влип…»

Страха Мастер войны ш'Эф не испытывал. Как ему казалось – так ли это было на самом деле, или нет, это другой вопрос, но ему искренне казалось, что он вообще ничего не боится. Оценивает степень опасности – да, боится – нет. Он хорошо помнил, когда испугался в последний раз. Это было во время «кастинга» в Орден Пчелы. Тогда маленький ш'Эф, которого звали совершенно иначе, испугался что в третий раз останется без еды – два раза более сильные мальчики уже отнимали ее у него, а самому отнять у более слабых, которых тоже хватало, будущий ш'Эф не мог – не позволяли совесть и воспитание.

Но, он справился с этой проблемой – из скромного, воспитанного ребенка превратился в злобного волчонка, напал на самого сильного мальчишку, который был на голову выше и вдвое толще, сбил на землю, искусал, напугал и отнял еду. С тех пор, Шэф чувство страха не испытывал, или же, по крайней мере, не помнил, что испытывал, а это, по сути – одно и тоже. Командор полагал, что вообще забыл это чувство, был уверен, что на смену ему пришла холодная и безэмоциональная оценка уровня угрозы – так во всяком случае ему представлялось. До самого недавнего времени. Что тут можно сказать? Только одно – людям свойственно ошибаться.

Денис под водой мог видеть метров на пятьдесят, Шэф – гораздо дальше. Разумеется, только в измененном состоянии сознания, в обычном – как все нормальные люди. Следует еще отметить, что обычные, «нормальные» люди могут что-то видеть под водой только днем, ночью – не дальше собственного носа, а для людей владеющих искусством кадата разницы – день, или ночь, нет. Так вот, на сей раз эта замечательная способность командора послужила ему не на благо, а вовсе наоборот. А почему же наоборот? Как такое вообще может быть, чтобы полезная способность служила не на благо?!

А все очень просто – потому, что чем меньше главком увидел бы, тем меньше испугался. А так, от увиденного он испытал настоящий ужас и если бы не шкира, то все волосы у него на теле, включая голову, встали бы дыбом. Это к вопросу о том, мог он испытывать чувство страха, или нет. Как говорится: никогда не говори «никогда». К чести Шэфа надо отметить, что он никому и никогда не хвастался, будто ничего не боится. Про себя иногда думал – был грех, но вслух – никогда. Так что и краснеть ему ни перед кем не придется, только – перед собой. Но это, пожалуй, самое неприятное.

Из глубины, насколько хватало глаз, поднималась эскадра. Мертвая Эскадра. Кораблей было так много, что свободного места между ними не оставалось – все сцепились бортами, будто готовились к абордажному бою «все против всех», который развернется на огромном пространстве, раскинувшемся от северного берега Паранг-фьорда до южного, и от магической завесы на востоке до входа в фьорд на западе. Судов было такое неимоверное количество, что практически все стояли друг на друге – в некоторых местах эти «строения» были даже не двухэтажными, а поболее.

Вот большой фрегат, раздавивший останки маленького иола – только нос малыша торчит из под киля, а кроме того, под фрегатом застряла большая каракка, разломанная пополам. Вот каравелла, расположившаяся на флейте, который, в свою очередь, оседлал галеру и кеч. Вот небольшая шхуна, которая нанизалась на грот-мачту огромного галеона, как куропатка на вертел. И так было повсюду, куда мог дотянуться взгляд командора, а дотянуться он мог очень далеко – по меньшей мере до южного берега фьорда.

Но самым пугающим во всплывающей эскадре были не мертвые корабли и даже не их мертвые экипажи, которые проворно, как блохи, сновали вверх и вниз по вантам, поднимали и спускали паруса, напоминающие саваны, и занимались прочей морской работой. Этим Мастера войны ш'Эфа было не испугать. До ужаса, до полного столбняка его напугала темная дымка, более темная, чем черная ночная вода. Именно на этой дымке покоилась вся Эскадра Мертвых, именно эта дымка вдыхала противоестественную пародию на жизнь в мертвые корабли и в их мертвые экипажи. Дымка была живой и дымка была воплощением и олицетворением ЗЛА. И слово это начиналось с большой буквы, да и все остальные были такими же.