Ходи прямо, хлопец - [66]

Когда он вернулся в купе, там хозяйничали девушки — распихивали многочисленные чемоданы и рюкзаки по полкам. Девушки были свои — либо кубанские, либо ростовские: крепкие, пшеничные. Ни прически, портившие их физиономии, ни подведенные глазки, ни юбки колоколом не могли истребить в них южнорусского, здорового, что привлекало и радовало глаз.

— Добрый вечер, девушки, — поздоровался Андрей.

Они переглянулись, готовые чему-то рассмеяться, и зажеманились: говорить стали не так, как говорили до этого, и двигаться не так.

Андрей вышел в коридор, чтобы не мешать девушкам и не смущать их. За его спиной сразу защебетали — о нем. Андрей отошел подальше, чтобы не слушать.

Поезд шел через Дон. Вода внизу казалась беспокойной, на ней плясали желтые блики от многочисленных береговых огней. Остался позади Батайск, и поезд обступила степь, темная, молчаливая. Возникали и пропадали в ней далекие светлячки — огоньки ферм, полевых станов. В открытое окно влетал ветерок, нес с собой запахи пыли, нагретой за день земли и душок бензина.

Андрей почувствовал, что подъезжает к дому. Родился он где-то в Закавказье (в документах писал Баку: там его регистрировали в загсе), детство и юность провел на Кубани и считал край этот своим родным. За последние годы объехал две трети страны, побывал в Польше, Чехословакии, Венгрии. И чем больше ездил, тем с большим удовольствием возвращался на Кубань. Каждому человеку свойственно, в каждом человеке живет это чувство родного дома, родного края. Чтобы осознать его, надо побыть с родным домом в разлуке, испытать тоску и радость возвращения.

Если бы у Андрея спросили, тосковал ли он по Кубани, по Краснодару, он ответил бы — нет. Скучать — случалось, а тосковать… Этого он еще не испытывал. И потому, что знал — скоро вернется домой, где бы он ни был. И потому, что был еще молод. А вот радоваться возвращению он уже умел и сейчас, стоя у окна, с удовольствием вдыхал запахи ночной степи, вглядывался в темноту, провожая глазами далекие огоньки.

Проснулся Андрей, когда поезд уже прошел Станичную. До Краснодара оставалось немногим больше часа езды. Оп умылся, переоделся. Войдя в купе, нашел там всех трех попутчиц. Они уже извлекли из ящиков, стащили с полок свои чемоданы, поправили прически и распушили юбки.

Вот и знакомый перрон. Здание вокзала со шпилем столичного образца. Толпа встречающих, и среди них Николай Николаевич Дорохов. Дядя Коля. Как в сказке!

Андрей никому не писал о своем приезде, телеграмм не давал. Откуда же узнал дядя Коля?

Только после того как они обнялись, Андрей заметил у ног Дорохова чемоданы.

— Уезжаете?

— Жену провожаю в Анапу. Там внуки загорают.

— А я думал, вы меня встречаете.

— Написал бы — и тебя встретил.

Дорохов загорел, похудел, морщины на его сухом лице обозначились еще резче, а черные глаза сверкали все так же хитро и молодо. Подошла жена Николая Николаевича, женщина крупная, но легкая на ногу и не по годам шустрая. Она сама подхватила чемоданы, и Андрей еле успел отобрать у нее груз.

Усадив жену Дорохова, Андрей вернулся к Николаю Николаевичу.

— Как успехи? — спросил Дорохов.

— Ничего, — ответил Андрей.

— В Краснодар надолго?

— Надолго. Соревнований пока не предвидится, сборов тоже.

— Ну, ну…

— А у вас как дела? — спросил Андрей.

— Машину на испытание вывели, в поле.

— Куда?

Николай Николаевич назвал станицу в сорока километрах от Краснодара.

— Работает?

— То работает, то нет. Недоделок куча. Еле вырвался жену проводить.

Поезд ушел, и Андрей с Дороховым двинулись к выходу.

— Что делать собираешься? — спросил Николай Николаевич.

— Хвосты подгонять надо. У меня за третий курс хвосты.

— Да, хвосты подгонять надо, — согласился Дорохов и тяжело налег на палку.

От Андрея это не ускользнуло. С палкой Николай Николаевич не расстается после войны, но иногда кажется, что он вовсе не хром, и палка в руке его взлетает лихо, не без франтовства. А случается, что Дорохов налегает на нее всей своей тяжестью. Так бывает, когда он устал, расстроен, озабочен. Уж кого-кого, а дядю Колю Дугин изучил.

Решение Андрей принял сразу.

— Вы когда едете в станицу? — спросил Андрей.

— Сегодня. А что?

— Я с вами. Не помешаю?

— Помешать не помешаешь, даже наоборот. Но, во-первых, ты только что с поезда, дома не был.

— Успею, побуду.

— Во-вторых, тебе надо хвосты подгонять.

— Успею, подгоню.

— Ох, скорый!

— Ведь я же с этой машиной год возился, дядя Коля!

— Ладно, уговорил. За мной приедут в пятнадцать ноль-ноль, за тобой приеду в пятнадцать двадцать. Успеешь?

— Успею.

12

Отец был в командировке, с бабушкой за два часа наговорились досыта. Андрей помылся, побрился, бросил необходимое в чемоданчик и еще успел пройтись по городу, а времени все равно оставалось много. Тогда он забрал чемодан, сел в троллейбус и поехал к Дорохову.

Через час старенький «газик» уже мчал их по бетонной автостраде в станицу.

Дорохов сидел рядом с шофером, Андрей на заднем сиденье. Перед ним покачивался заросший седой щетиной затылок дяди Коли, мимо пробегали дорожные знаки, пыльные деревца у обочин, возникали и пропадали в степи черепичные крыши одиноких строений. Андрею казалось, будто он никуда не уезжал и ниоткуда не возвращался. Так всегда было и так всегда будет.