Ходи прямо, хлопец - [23]
Она стояла, наверное, долго: поезд пришел и ушел, сержант Коля появился рядом. С облегчением сказал:
— Посадил. А ты-то зачем приехала?
Клавдия не ответила. Она сама спросила:
— Коля, что же он за человек, подполковник Метнев?
Сержант Коля пожал плечами.
— Ну, ты вопросики задаешь! Тебе лучше знать.
— Мне лучше знать, — согласилась она.
— Поедем, что ли?
— Поедем, — покорно сказала Клавдия. И пошла следом за сержантом Колей, думая свою думу.
Когда она вернулась, Метнев был уже дома. Занимали они две комнаты в стандартном щитовом доме. Еще в двух жил начальник штаба с женой. Временное жилье. Как могла, Клавдия создала здесь уют: повесила занавесочки на окна, все, что можно застелить, застелила скатертями. Мебель была казенная, грубая и неуклюжая.
Вошла Клавдия, оглядела это свое пристанище, прощаясь с ним. Метнев в брюках и нательной рубахе лежал на кожаном диване, курил, читал газету.
— Что же ты за человек, подполковник Метнев? — спросила Клавдия.
Метнев опустил газету, посмотрел на нее с прищуром,
— Как же мог ты своего ребенка от себя услать?
— Дура ты, — спокойно сказал Метнев. — Тебя-то не услал, оставил.
— Меня оставил, — согласилась Клавдия, — только я с тобой не останусь. — И потянулась к чемодану, стоявшему между диваном и стенкой.
— Не валяй дурака. — Метнев сел и перехватил ее руку.
Клавдия попыталась вырваться, но он держал крепко. Злость захлестнула ее, и, не соображая, что делает, она закричала ему прямо в лицо:
— Ненавижу тебя, изверг ты, а не человек!.. Ненавижу!.. Ненавижу!..
Оп резко дернул ее за руку и отпустил. Клавдия потеряла равновесие и, больно ударившись об угол стола, упала.
— Психопатка, сказал Метнев. И не было в голосе его злости, а только превосходство сильного над слабым.
Все в Клавдии взбунтовалось — против этого снисходительного пренебрежения, против той его власти над ней, от которой она столько раз хотела освободиться и не могла. Это было, как взрыв, оглушивший ее, лишивший способности рассуждать.
Над головой у Клавдии болталась на ремне кобура с пистолетом. Она резко села, вырвала из кобуры пистолет и передернула затвор.
Метнев медленно встал. Лицо его закаменело.
— Брось пистолет, — хрипло сказал он. — Сейчас же!..
И столько было в этом приказании воли и власти, что Клавдия почувствовала слабость и едва не выронила пистолет. Чтобы удержать его, она сжала рукоятку изо всех сил и встала. В эти секунды не прошлое — со всем, что было у них с Метневым, а будущее пронеслось у нее в голове. И ничего доброго не увиделось ей в этом будущем. Она поднесла пистолет к виску, но Метнев перехватил руку.
— Пусти! — неистово выкрикнула она. Рванула руку изо всех сил, почти теряя сознание от боли и отчаяния.
Выстрел ударил глухо, будто и не в комнате.
Метнев медленно осел на пол и опрокинулся навзничь. Она услышала, как стукнулась о доски его голова.
Клавдия словно окаменела. Так и застали ее с пистолетом в руке над распростертым телом вбежавшие в комнату соседи.
…Метнев выжил, по вышел из госпиталя инвалидом. Его демобилизовали, и он уехал к жене и дочери.
А Клавдию увезли отбывать срок.
Когда Андрей Аверьянович брал ключ у дежурной по этажу, со стула в вестибюле поднялся плотный человек с редкими рыжими волосами на темени.
— А я вас поджидаю, — сказал он, подходя к Андрею Аверьяновичу. — Моя фамилия Кашлаев, звать Никифор Кузьмич.
— Прошу. — Андрей Аверьянович пропустил гостя вперед, указал на полумягкое кресло возле стола. — С вашего разрешения я сниму пиджак.
— Вы меня, пожалуйста, не стесняйтесь. — Кашлаев приложил ладонь к груди. — Вы меня извиняйте за то, что вторгся в такое время.
Андрей Аверьянович достал из портфеля бутылку «Будвара», открыл и разлил по стаканам.
— Промочим горло, — и выпил холодное пиво залпом.
Кашлаев отхлебнул деликатно и поставил стакан на стол.
— Я хотел прийти к вам в первый же день, но не пришел, решил подождать пока вы ознакомитесь с делом. Скажите, что грозит Клавдии Максимовне?
— Тюремное заключение, — ответил Андрей Аверьянович.
— На какой срок?
— Это решит суд.
— В каких пределах хотя бы?
— На первых порах следствие склонялось к тому, чтобы квалифицировать ее действие как покушение на убийство.
— Даже так?
— Она сама дала к тому повод. На вопрос следователя: «Вы не предполагали, что можете убить человека, когда поднимали на него ружье?» она ответила: «А мне все равно. Если б и убила — не пожалела бы».
— Язык ее — враг ее. — Кашлаев расстроился.
— Но на сто вторую статью следствие не вытянуло, — продолжал Андрей Аверьянович, — остановились в конце концов на сто девятой: умышленное менее тяжкое телесное повреждение при отягчающих обстоятельствах.
— И что же считают отягчающими обстоятельствами?
— Вы же знаете, что Баранова однажды уже отбывала наказание?
— Знаю.
— И знаете — за что?
— В общих чертах. Клавдия Максимовна очень скупо о себе рассказывала, а расспрашивать в подробностях я не считал себя вправе. Знаю, что ранила она командира полка, который ее оскорбил. То есть она не говорила, что он ее оскорбил, но я так понимаю, что надо было жестоко оскорбить Клавдию Максимовну, чтобы она подняла оружие на человека, которого любила.
