Ход слона - [12]

Поднялся Иоанн, раскрыл рот, задышал, как рыба.

- Што же, вера сия - твоя токмо, али всех твоих товарищей?

Улыбнулся пилот.

- Одна у нас вера: с "боярами" всего света биться!..

И вдруг замолчал, прислушиваясь, и задорно, вполголоса запел: "Долой, долой монахов, долой долой попов!.." Наши идут! - чуешь, старик, а?

Наплывая откуда-то из-за реки, росла и ширилась песня:

...Ребята, не робейте!

Не страшно пасть в бою.

У Грозного отбейте республику свою!

Эх, вспомним ночь глухую,

весь в громе Перекоп.

Мы, время атакуя,

стрельцам ударим в лоб!

Полмира уж алеет,

и нас не проведешь.

Товарищи, смелее!

Опричнину - даешь!

"Лихая песня,- подумал Грозный.- Не тоже моим людям слушать!" Быстро подошел к пленному, взял его за плечи и пристально посмотрел в серые глаза. Секунду длилось молчание. Внезапно царь отступил и, серея лицом, стал пятиться к окнам. В то же мгновение в комнату проник сильный, ровно нараставший гул.

Небо полнилось упругим железным шумом и рокотало. С севера неслись два самолета; за ними глухо громыхали взрывы.

- Драные летят! - кричали в страхе, задирая головы, стрельцы.

- Отход! Трубить отход! - приказал Иоанн.

Заржали кони. Затрубили походные трубы. И тотчас же гневный, пронзительный рев и тяжелый топот покрыли все звуки и голоса.

По Никитской - через Красную площадь - в Кремль мчался слон, вырвавшийся из Зоопарка. Земля гудела.

Обрывки пут хлестали по трамвайным мачтам.

- Темба! Темба!- завопил Грозный, обращаясь в бегство, А слон уже бил хоботом стрельцов, все сокрушая и топча...

В это же самое время на всех площадях громкоговорители выкрикнули воззвание: - ГРАЖДАНЕ, УСПОКОИТЕСЬ!

- НЕТ НИКАКОЙ ОПАСНОСТИ!

- ЭТО ТОЛЬКО ВАШЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ - ОБМАН ЧУВСТВ!

И сейчас же стали появляться робкие фигуры, их становилось все больше. Вскоре центральные улицы запрудил народ...

Иоанн поспешно отступал в Замоскворечье. Быстро уходило войско, словно врастая в землю.

На Ордынке лежали стрелецкие трупы. Из них текла ржавая зеленая кровь.............

ШАХ И МАТ

1

С похода воротился Грозный, затворился в опочивальне; распалился лютым гневом на народ неведомо с чего. Поставил на Неглинной двор "для своей государевой прохлады". Горели на солнце терема, бежали по верхам фряжские травы, были узорочно вырезаны скирды и шатры.

Вот и стала опричнина за тыном крепким. На воротах- резные львы, заместо глаз - зеркала пристроены, сырости ради засыпали двор крутобелым песком.

И творили царские люди изветы.- Скакали по городу опричники,кричали: Даешь - изменников государевых!

В застенках и ямах денно и нощно мучили смердов, окольничих и бояр.

Тогда ж отписал Штаден, опричник, в немецкие земли: "Великий князь учинил таково, что ныне - по всей русской земле - один вес, одна мера, одна вера.- Только он один и правит, и никто ему в том не перечит: ни духовные, ни миряне. И как долго продержится сие правление - ведомо богу одному"...

Показался Иоанн народу - обомлели все: вовсе стар стал, волосы все порастерял.

Вновь затворился. И прошел слух: занемог-де тяжко.

И впрямь - стал он пухнуть, взошли по телу язвы да пухырй.

Давал ему Бомелий пить сало барсучье со струйкой бобровой: - не пособляло. С часу на час слабел царь.

Шел от него тяжкой дух.

Приводили к нему Аринушку, ставили подле кровати.

Глядела забытными невидящими глазами. Держал на царской груди ее руку Елисей. Заснул царь. Свели под терема Аринушку.

Тут стало в окне знамение: хвостатая звезда.

На другой день сказал Иоанн Бомелию: - Тяжко мне, Елисей! Хочу о судьбе своей гадать.

- Какой способ тебе люб? - спросил Бомелий. - Есть гонтия, або некромантия - для сего духов вызывать надо; есть катоптромантия - по зеркалу; есть миомантия - по писку мышей и крыс.

- По зеркалу,- сказал Иоанн и ступил на ковер нагова цвету; были выведены по нем золотом павы, олени да орлы.

Бомелий принес два бруска, поставил один противу другого, велел Иоанну смотреть: сам стал зеркала наводить.

Долго смотрел Иоанн, начали веки слипаться.- Почудилось: шла навстречу зеленая глубина водяная; вышел из нее скуластый великан и положил ему руку на плечо. Как бы вольяшной меди была рука, глаза смешок затаили. Походил на барса. Были на нем немецкие сапоги; густо трубкой дымил.

- Так-то! - сказал, и свежо от него морем запахло.- Заедино мы с тобой оба. Однако ж, смердишь ты, фу!..

И пропал.

На месте том увидел Иоанн волосатую руку; неловко расставляла она шахматы по доске. Черный король никак не стоял, качался и падал... Тут Бомелий схватил за рукав, от зеркала прочь оттащил.

- Не гляди, государь,- дурной час - лихое привидится!..

Молчал Иоанн. Все еще шла на него водяная зеленая глубина.

Не пособляло со струйкой бобровой сало барсучье.

День ото дня слабел царь. Все больше пух, гноем цвели раны; отпал у него с корнем правый ус.

Послал Иоанн на дальний север за волхвами.- Приехали на оленях, на собаках даже; явились из Холмогорья, Лапландии и Корелы шаманы, знахари, чародеи, ведуны.

Упал близ Москвы с неба синь-камень. Монах один прочел по нем об опустошении царства. Стоял по слободам стон, плач бабий и суета.

-- За грехи ваши посылает господь кару,- говорили попы.- Повсюду плясание многовертимое, бесовские кощунания, да козлие лица. Кудесы бьют, в "Аристотелевы врата" смотрят, да по звездам глядают. Того бы не делать вам и книг тех не честь!..