Ход слона - [11]

- Ой, вы, люди божие! --вскинулся Иоанн.- Сеете вы рожью, да жнете ложью! Али посмеяться надо мной задумали? Не может того на свете быть!

Закрестились, закланялись странники: - Воистину видели все то, государь-батюшка! Дана им от бога власть на триста лет...

Тут подняли все головы вверх.

Закрыв солнце, летел над теремами летун-рокотун, сотрясая воздух, трубил страшно. Повскакали, попадали ниц бояре, закрывали стрельцы руками лица. Молча следил Иоанн жужжавый полет; билась за бровями грозная дума.

- Ивашко Драной летит! - кричал народ. Били тревогу... Тут летун-рокотун в небе растаял.

Позвал царь в палаты воевод и бояр.

НА МСКВУ!

Собрался походом Иоанн на Мскву - город лихой и дальный. Пришла конница с Терека, Ногайских степей и Волги, да иных земель многие прибылые люди. Строилось по улицам войско: пушкари, пищальники, опричники и стрельцы.

Ползли на смотр гуляй-города, крытые медной броней, пищали полуторные и затинные, пушки-огненки, гауфницы-волкометы. Торчком стояли кончары, периаты, шестоперы да щиты.

Отслужил царь в Покровском соборе обедню, помолился жарко о даровании победы; потом объявил трехдневный пост.

От Самотека - к Мещанской непроходимою толщей - жирный сухаревский затор.

На развале толкаются, орут, торгуют. Зазывают к пыхтящим жаровникам: "откушать!" Гнусит калека: - Обратите внимание на мои несчастные страдания!

- Я без рук, без ног, меня оставил господь бог. Ради Христа помогите, пожалуйста!

Льется в палатках с рук на руки ситец. Несет дегтем и кожей. Прилип к синему небу - не отлипает пестрозвучный сухаревский гам.

В мясном ряду появились два человека. Были у них синие, будто с холоду, лица. Нелепая, старинного покроя одежда; тесаки и за плечами длинные ружья, словно только что снятые с музейных витрин.

Один из них унес с прилавка баранью ногу. Торговка схватила его за руку: - Неча трогать! Проходи дале!

Встретилась глазами - отпрянула, заголосила: холодная была, как лед, рука. Тут странных людей заметили другие; метнулись прочь, опрокидывая лотки, давя друг друга. Заверещал свисток, закрутила, замела все суматоха. Через две минуты на площади была пустота...

У Петровских ворот в трамвай вошел воин. Его приняли за актера; но постепенно начало тревожить синее, будто с холоду, лицо. Стоявший рядом толстяк посмотрел ему в глаза и от страха умер. Трамвай стал. В давке зазвенели стекла. Все в ужасе бросились бежать...

В парикмахерскую, находившуюся вблизи Зоопарка, ввалились странные люди, грязные, усталые, точно пришедшие издалека. На них были черные овчинные шапки, выцветшие, зеленого сукна, кафтаны; у одного, высокого, оторван рукав, у другого - подвязаны платком зубы. Они с любопытством осматривались кругом.

Высокий внезапно засмеялся, указывая пальцем на одно из кресел. Хлопотавший подле него мастер сверкал молниеносной бритвой. Сидевший в кресле человек читал, нелепо вытянув перед собой тетрадь.

- Зуб дергани-ка! - обратился к мастеру человек с восковым лицом и подвязанной щекою.

- Ступай! Ступай! - рассердился тот. - Здесь не больница! Зубов не дерем!

- Допреж сего дирали, а ныне горды стали, - проворчал высокий, и все трое молча повернулись к выходу.

- Ну-ну, деревня! - краснея, закричал на высокого парикмахер и шепнул в стенное окошечко: - Петруша! Погляди, не стянули бы чего!..

В один и тот же час в разных местах, словно из земли, вырастали странные люди.

В учреждениях остановилась работа. Шире и шире раскручивал город судорожную спираль тревоги. Где-то возник и мгновенно оборвался трескучей скороговоркой - пулемет.

На Лубянке сплошной стеной перло войско. В него били с крыш, из подвалов, из окон всех этажей. Войско шло... Трижды кряду грохнула и смолкла пушка.

Больше не стреляли. В домах никого не было. Все бежали. Всюду была пустота.

"СЛУГА СПРАВЕДЛИВОСТИ"

Медленно, молча, двигалось войско Иоанна.

По Серпуховской дороге шли стрельцы; переходила мосты конница Ногайских степей, Терека и Волги; ползли гуляй-города, пищали полуторные и затинные, пушки-огненки, гауфницы-волкометы. Торчком стояли в воздухе кончары, шестоперы, пернаты и щиты.

Царь въехал в Кремль через Спасские ворота. На всем следы поспешного бегства. Пусто. Во дворце и теремах не было ни души.

Озирал Иоанн стены. Косились с них хмурые лица.

В пустом кабинете судорожно вздрагивал телефон.

Поворошил под столом кучу бумаги и непонятных плакатов, сел в кресло. Ржали кони. Трубили в отдалении трубы. Плыла синева за окном.

Стрельцы ввели пойманного человека. Это был снятый с бившейся уже машины пилот. Мягкая рыжая борода ярко горела от крови. Несло от кожаной куртки маслом. На Иоанна с любопытством уставились серые веселые глаза.

- Кто таков? - припадая на посох, спросил Грозный.

- Летчик.

- Приказный, стало быть? А куда ж бояре те сгинули?

Пленный пожал плечами и усмехнулся.

- И откуда вы взялись, мать честная?!.

- Как звать?

- Драной, Иван Иванович.

- Эк, сиганул!-вскипел Иоанн.- Был Ивашко- стал Иванович! Сказывай, в чем вера твоя?

За окнами возрастал трубный звук; временами он походил на рев страдающего животного.) Летчик сказал: - Вера моя: "бояр" твоих бить смертным боем, за волю народную страдать, за других душу свою положить!