Ход конем - [5]

— Что говорит Веревкина? — спросил начальник.

— Твердит, что чемодан и узел приносил Толик.

— А ваше мнение, Алексей Николаевич?

— Федор Веревкин, несомненно, причастен к кражам. Его надо немедленно задерживать, допрашивать и ставить вопрос об аресте.

— Верно. Это я беру на себя. А вы займитесь Толиком. Кстати, фамилия его известна?

— Кое-кому рекомендовался Чемодановым. Родом, говорят, из Шадринска.

— Насколько это верно? — осведомился подполковник.

— Утверждать не берусь. При обыске нашли его фотокарточку.

— Да? Отлично. Молодцы. Размножьте ее, используйте в розыске.

— Будет сделано.

— Если ко мне вопросов нет, можете идти.

Алексей Николаевич ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

*

Затянувшееся следствие по делу Пушкаревой беспокоило областное управление охраны общественного порядка. Вызывали капитана Смирнова, слушали о проделанной работе, о мероприятиях на будущее. Нет, его не ругали, его только пожурили. На прощание сказали: «Мы надеемся, Алексей Николаевич, думаем, что преступник будет найден».

Вечер выдался теплый. Тихо валился мягкими хлопьями снег. Алексей Николаевич еще раз обходил район происшествия. В этом краю его знали многие, встречали как близкого человека.

В пятистенном домишке, куда завернул Смирнов, горел свет. Окна изнутри задернуты занавесками, снаружи — прикрыты ставнями. Хозяин встретил Алексея Николаевича приветливо. Разговорились. Вспомнили случай, который произошел незадолго до убийства Пушкаревой: некто Загребаев, пьяница и дебошир, изрезал вещи и изломал мебель у своей сожительницы Грибановой, угрожал ей.

— Постой-ка, капитан. А какая одежда была у Пушкаревой? — неожиданно спросил собеседник. — Какая? Припомни.

Закрыв глаза, Смирнов задумался, а затем медленно произнес:

— Неужели ошибка в объекте? Неужели Загребаев с пьяных глаз принял Пушкареву за Грибанову? А могло быть. Ночью тем более. И как мне раньше это в голову не пришло, черт возьми?

— Бывает, капитан.

— Спасибо вам за такую загадку. Даже в том случае спасибо, если Загребаев окажется не виновен. В нашем деле всякое случается. Иной раз многие ниточки тянутся к какому-нибудь человеку. Кажется, еще вот-вот, и он будет уличен в преступлении. А в конце концов — пшик, все лопается, как мыльный пузырь.

— Жизнь — штука сложная, капитан.

— Да, очень сложная. Что верно, то верно. Ну, ладно, мне пора, до свидания.

Алексей Николаевич поднялся со стула и протянул руку хозяину.

Утром старшего оперуполномоченного Смирнова на планерке работников уголовного розыска не было. В отделе милиции он появился во второй половине дня. Раздевшись, поспешил к начальнику.

— Пушкареву мог убить Загребаев, — доложил он.

— Почему?

— По ошибке.

— Именно? И что он за личность?

— В прошлом два раза судим за хулиганство. Вспыльчив. Последнее время не работал, жил, где придется, ночевал чаще у матери. Незадолго до убийства угрожал расправой своей бывшей сожительнице Грибановой. Грибанова имеет точно такое же пальто и шапку, как и Пушкарева. Да и фигурой они схожи, и ростом. В день убийства Загребаев пьянствовал у своего приятеля… Ушел в десять часов вечера. На нем было длинное пальто и такой же шарф, какой нашла овчарка. Пьяный, да еще ночью, он мог принять Пушкареву за Грибанову.

— Где он находился после десяти вечера?

— Время не установлено. Во втором часу заявился к матери, а утром выкрал у нее кое-какие вещи, продал их, снова пил, потом исчез. С того дня ни родные, ни знакомые, у которых он бывал, его не видели. Как в воду канул!

— Да-а. Вот, пожалуй, наиболее вероятная версия, — сказал начальник, выслушав старшего оперуполномоченного. — Ее надо проверить очень тщательно. Мать допросили?

— Пока нет. Но она уже здесь, привезли. Допросим и предъявим на опознание шарф и нож.

— Правильно. Если Загребаев будет достаточно изобличен, объявляйте его розыск.

— Понял. Можно идти?

— Да.

Капитан Смирнов задержался на несколько минут, потом неторопливо шагнул через порог кабинета.

*

Федор Веревкин давал показания. Да, четыре кражи он совершал вместе с Анатолием Чемодановым. Нет, он не совсем хорошо знает своего партнера. Познакомился с ним по пьянке на вокзале, документов не видел. О себе Толик не любил рассказывать. Да и он, Веревкин, не любитель расспрашивать…

Не знали ничего об Анатолии Чемоданове и в Шадринске. Он не значился ни в живых, ни в мертвых. Это не удивило капитана Смирнова. Он понял: фамилия вымышленная, преступник хитер и опытен. Нужно предъявить карточку на опознание тем, кто прежде судился, а сейчас живет честно, и тем, кто хорошо знает в лицо многих жителей города.

Шли дни. Люди подолгу разглядывали маленькую фотографию, вертели ее в руках, близко подносили к глазам или вытягивали руку, стараясь издали разглядеть физиономию с челкой на лбу. Но никто Анатолия Чемоданова не знал. Временами капитана Смирнова охватывало беспокойство, но он не вешал голову, не верил скептикам, которым казалось, что след матерого преступника потерян безнадежно. Какое-то шестое чувство убеждало Алексея в том, что не сегодня, так завтра кто-нибудь все равно скажет: «Да, я узнаю это лицо». И он, Смирнов, вместе с другими работниками продолжал терпеливо и настойчиво искать.