Хочу женщину в Ницце - [61]

– Алешка, – обратился к брату Фёдор, – чего это Шереметев к тебе зачастил, и сегодня, гляжу, приезжал? Видать, вы коротко сошлись?

– Приятель он мой, Дунайка, выразил респектование своё. Печется всё о моем здоровье, напутствует меня всяческими советами. Сам мается похожими нехорошими недугами. Не советует мне пить даже хорошо сваренное пиво, лучше говорит, пей вино испанское или итальянское. Вот передал мне рецепт настойки Ерофеича, чтоб я не забывал лекаря доморощенного даже в Италии далекой.

Фёдор взял протянутый братом лист бумаги. Разборчивым почерком были выделены по пунктам те болезни, от которых хороша была настойка. Беглый взгляд Фёдора остановился только на нужных пунктах: Почечуй (геморрой) растворяет; камень раздробляет, в песок производит и вон выгоняет; похмелье облегчает; кручину искореняет, сон наводит… Рецепт состоял из 15 пунктов:

Златотысячнику 3 пучка

Дойной

Зверобою

Буковиц

Почечуйного

Полыни

Мяты (травы с 2 по 7 по две горсти)

Шалфею

Пончишиннику

Чернобыльнику

Укроповой

Анисы

Зорного огородника

Полевой зори коренья

Можжевеловой

– Хороша выдумка, – сказал Фёдор и, сложив вчетверо листок, сунул его себе в карман, – так будет сохранней, – сказал он и снова обратился к старшему брату: – А почто ты всё про Италию разговоры заводишь? Никак, мы и туда заглянем?

– Почём знать, Дунайка?

– Небось не всё ты мне рассказываешь, али план у тебя какой созрел?

– Замысел свой имею, братка. Расскажу тебе опосля, дорога наша долгой будет.

– Сумлеваюсь я, Алешка, что лечиться ты намерен, и все наши предуготовления всего лишь сень. Неспроста ты наведываешься каждый раз к императрице.

– А два дела разом мне мудрено? Ты лучше, как на духу, сам сказывай, о чем всё с Матушкой шептался прошлым месяцем.

– Тут никакого секрета от тебя нет. Императрице деньги на турецкую войну надобны уже немедля. В казне пусто. Говорит мне: «Федор Григорьевич, похлопочи!» Поручила у Прокофия Демидова достать миллиона четыре рублёв.

– Ого, хватила! Да разве ж он даст?

– Мне дал.

– Иди ты! – Алехан схватил брата за плечо. – А сама, значит, не хочет обратиться к Прокофию Акинфеевичу?

– Спроси об этом у Демидова сама императрица, поди, отказал бы и нашел бы причины, клянусь. Он норовистый, у него правило: «Ни гроша тому, кто может посечь меня». Меня ссудил беспроцентно. Сам недостающие полтора миллиона взял в долг у знакомого купца, но мне не отказал!

– Не верю! Сам в добрых отношениях с Демидовым, но не верю.

– Правда, с меня он слово взял, что ежели не верну ему всю сумму в день, час и минуту, как условились, то денег моих он не примет. «Созову тогда, – говорит, – всех приятелей и твоих, и моих, и отвешу тебе три оплеухи за то, что слова не сдержал. Не хочешь, так Бог с тобой», – говорит.

– Нынче всяк под себя гребет. Опасайся маху дать, Федька. Так ты дал ему слово? – Алехан бросил недоверчивый взгляд на брата.

– Сам-то я не сразу согласился, это Императрица меня молила взять!

– Вот и меня Императрица просила пока никому о моем плане не балабонить, понял?!

– Да я уже давнёхонько вразумил, Алехан, ты меня не проманишь! Верно, наступает наш черёд. Вспомни, как пять лет назад мы посылали в турецкие владения к спартанскому народу двух греков. Следом, через два года, один из них вернулся и заверил нас в правоте нашей. С нами еще и Гришка был, али запамятовал?

– Ну, дальше давай, – Алексей кивнул, и на его лице заиграла снисходительная улыбка.

– Вот, и заверил нас, что ежели Россия поможет, то спартанцы готовы подняться против турок. Он тогда ещё сказывал, что всех христианских подданных Порты готовы поднять под совместный бунт. А этот, как его, ну, болгарин, агитатор-лазутчик.

– Каразин? Подполковник Назар Каразин!

– Кажись. Он тоже дунайским княжеством прошелся, и он того же разумения.

– Да ты подумай, Дунайка, чтобы поднять людей в Морее, Албании, на островах Архипелага, сколько нужно агитаторов, оружия, денег? Сила!

– Ну, ты же сам императрицу убеждал, что ежели русский флот появится у берегов османских, поможет оружием, то мы такой пожар раздуем!

– Ну, и что мне императрица на то сказывала?

– Сказывала, что не в меру дерзкий проект, хотя и призналась тогда, что давно имеет желание свое видеть Константинополь христианским, когда время настанет.

– Так, может, время уже пришло? Как думаешь?

– Эх, Алехан, неужто ты, черт со шрамом, сумел сманить матушку нашу на эту авантюру? Ну, сказывай теперича, нет мочи ждать!

– Припоминаешь, Дунайка, – Алехан улыбнулся и взял брата за широченные плечи, – английского посла у матушки во дворце по имени Бэкингемшир? Он поди, тогда отродясь не видывал таких богатырей, как ты, сулил тебе большое будущее и высокие чины. Из всех нас пятерых он тебя больше всех матушке выделял. Говорил, что ты гордость и украшение нашей семьи. Как мне припоминается, он аж к себе в Англию отписал, что любая странствующая дама, если бы взялась описывать тебя, то непременно отметила бы в тебе черты Аполлона Бельведерского с мускулами Геркулеса Фарнезского.

– Было такое, признаю. И к чему ты всё это болтаешь, Алёшка?

– А к тому, что пора тебе на эти твои богатырские плечи брать большие государевы дела. Хватит за бабскими юбками волочиться по городским трактирам, пришло время в Италии напомнить, кто настоящий Аполлон и Геркулес. Венчаться, как я понимаю, ты не помышляешь.